— Тебе не кажется странным то, что люди выбирали в свой дом бордовые обои? — начал вдруг Эл.
— Что?
— Ну, обои… Знаешь, они, типа, бывают разные. Морского прибоя, белого инея или другой херни — от отца слышал. Но бордовые… Чёрт, они же как кровь. Прикинь: мерзко, наверное, жить в кровавом доме?
— Никогда не задумывался об этом… Но да.
— Ага… — повисла гробовая тишина, которую изредка разрывали стоны из подвала. — А они?..
— Мертвы. Оба. Один в процессе, другой — уже.
— Ясно… Ты же не поступишь так со мной, да?
— Не знаю, — закинул Уилл ногу на ногу. — А как должен?
— «Простить и отпустить» — слишком тупо, да?
— Да.
— А как ты их? Ну… Ты понял?
— Когда я вошел на первый этаж — сразу приметил дверь в подвал. Вокруг было темно, но я увидел, что лестница на второй — это часть потолка над лестницей в подвал — тонкая и полностью деревянная. План созрел почти мгновенно.
Царство тиши разбивал тик часов на руке у наёмника — столь сильной и глубокой стала тишина. Уильям смотрел на старые вазы, на фотографии старика, живущего здесь, на те самые бордовые обои со странным узором. В его голове вертелось решение, к которому не очень хотелось приходить.
— Слушай, а почему эти дома такие… обжитые? — спросил он у пленника.
— А… Я знал, что тебя это удивит. Ту границу… переправу, что ты видел, закончили совсем недавно. До тех пор люди жили здесь.
— Совсем как раньше? — удивился Хан.
— Совсем как раньше. А когда всё закончилось — некоторые из них не захотели разрушать созданной ими идиллии, и они оставили тут всё, как есть, изредка навещая подобные места — сам видишь. А единицы вообще…
— Откуда знаешь?
— Это… тот рассказал, — опустив глаза, говорил здоровяк. — В синей рубашке… Ну, ты видел его.
— Видел.
— Он «с нами» очень долго… Чертовски выносливый сукин сын.
Хантера вновь накрыл приступ кашля. Задыхаясь, наёмник схватился за грудь и принялся стучать себя в слепой надежде на неведомое ему спасение.
— Что, всё совсем хреново?
— Да. Ты сказал… Говоришь, у тебя ничего не осталось, да? Ха. Взгляни на меня: я — большой пятидесятилетний идиот, который умирает от рака лёгких и стал наёмником лишь для того, чтобы работать на лекарство, в надежде ещё немного пожить. Я как белка… в этом колесе. Веришь или нет, но четыре года я отрицал любое проявление насилия или людей вообще — терпеть не мог это грёбаное оружие, а потом… — он ещё раз взглянул в лицо своему пленнику и всё решил. — Пора убираться отсюда, — нож медленно разрезал пучки старой резины и меди.
— Крепко же ты меня привязал.
Но наёмник молчал и смотрел в пол. Они вышли из комнаты и медленно, не без подозрений, направились к лестнице. Хантер оглянулся и увидел тот же самый страх в глазах громилы, что и был до этого. У самой пропасти он остановился и вновь начал судорожно кашлять.
— Иди… кх-кх-кх… А… кх… Я… Я сейчас… кх-кх-х-х…
Эллиот молча хлопнул его по плечу и направился к лестнице. Стоило мужчине ступить на шаг вниз, как наёмник умолк и медленно зашагал за человеком. В тот миг, когда они были у провала, Эл остановился и уставился вниз. Убедившись, что расстояние между ними минимально, охотник заговорил нарочито громко:
— Эй! Есть еще кое-что, что я хочу тебе сказать…
Из темноты раздался выстрел. Наёмник, который в эти секунды стоял затылком к затылку с мужчиной, схватил его за воротник и развернул. Лицо Эллиота застыло в гримасе боли. Пробитый насквозь в некоторых местах бронежилет почти защитил его от смерти. Почти: из его шеи шло обильное кровотечение — рваная рана. Кровь попадала в лёгкие, принося эйфорию и в то же время невыносимую боль, а при попытках кричать у него выходили лишь слабые хрипы.
— Ты был прав: «против» куда больше обстоятельств, чем «за».
Уильям достал нож и, вонзив его через шею вертикально вверх, пробил громиле голову. Убедившись, что тот умер, отпустил уже бездыханное тело вниз — в ту самую тёмную пропасть. Дело было завершено. Уходя, наёмник вернулся в подвал. Вернулся только ради того, чтобы забрать пустое ружье, а после включить там свет. Лишь крики боли и сожаления следовали за Уильямом «Из Джонсборо» Хантером до самой границы города, и лишь монотонный серый рассвет приветствовал его в окне импровизированного убежища, которым служил домик на перекрестке 19 Вест Авеню и 3300 Норд Роуд.
Он сидел в кресле и смотрел на маленькое озеро, у которого располагался дом. Небольшой дождь из чёрно-серых туч молотил по поверхности, разбивая идеальное отражение неба на мелкие кусочки. Прошло несколько часов, и позади наёмника раздался щелчок затвора.
— Наконец-то… — прошептал Хантер. — Что так долго? Стреляй, раз целишься…
========== Глава 4. Обычный рабочий день ==========
— Чтобы отвести затвор у полуавтоматического пистолета типа Colt 1911, необходимо схватить ствол и, не отпуская пистолета, потянуть его на себя до упора, — Хантер начал монотонную речь, не отвлекаясь от падающих на озеро капель дождя. — Как только услышите характерную тяжесть в хватке, отпускайте — пистолет готов к выстрелу. Чтобы прицелиться с полуавтоматического пистолета типа Colt 1911, необходимо…
— Хватит, — ответил низкий, но чистый мужской голос позади него. — Во-первых, это Smith&Wesson SW1911 — модификация, знаешь ли. А во-вторых, несмотря на иногда возникающее желание убить тебя, у нас с тобой общие цели. Тем более, что желание это возникает довольно редко — когда ты становишься старым мудаком.
Обоих пробило на лёгкий смех. В соседнее с наёмником кресло сел темнокожий наёмник. Он был высоким, пускай и не дотягивал до роста Хантера. Чёрные, как смола, волосы едва были видны из-за плохого освещения и очень короткой стрижки.
— Значит, — начал тот, переводя свои карие глаза на старого товарища, — ты «слегка преувеличил», когда говорил, что вся работа над Джефферсоном займет три недели?
— Появились обстоятельства. Я смог ускориться.
— «Обстоятельства»… В этот термин входит как землетрясение в Антарктиде, так и случайно найденный схрон — не люблю, когда ты темнишь, — он повернулся к собеседнику и почесал короткую козлиную бородку. — И теряешь хватку. Я хотя бы явился сюда уже во всеоружии — над моей кожаной курткой сияет новенький военный бронежилет, а за плечом — M4A1 — лучшее, что смог выторговать у жителей полицейского участка Вайоминга за голову седого нейрохирурга и сломанную Beretta ARX160 — хотя, признаться, то была та ещё бомба. Так вот: на нём стоят обвесы из SOPMOD M4 — лу…
— А теперь ты становишься старым мудаком, — перебил его Хантер. — Я уже понял, что вот он ты — приперся сюда в чёрной кожанке, чёрных джинсах, чёрных берцах, чёрных перчатках с прорезями, в чёрном, пускай и покрашенном, бронежилете — только и ждёшь момента, чтобы козырнуть всей это чернотой… Чёрт, Джеймс, да вся твоя одежда темнее тебя.
Пустые стены снова оживил небольшой заряд смеха. В какой-то момент оба замолчали — их внимание захватил по-странному мирный вид за панорамными окнами: редеющие деревья лениво покачивались от слабого ветра, избавляясь от ненужных им листьев, ручейки воды прорезали себе дорогу по старым тротуарам, пробираясь в новые трещины; ещё не исчезнувшие в куче мха и травы старые автомобили отыгрывали свою загадочную мелодию дождя, когда по ним молотила стихия; а мертвецки лениво идущая мимо них стая даже не обращала внимания на тех, кто был ровно в секунде от смерти — полусгнившие, они просто продолжали своё паломничество, пытаясь всё оставшееся для существования время сбежать куда-нибудь туда, откуда бежать ещё не было желания. Жалкие и смертельно опасные, они вызывали лишь одну мысль в головах тех, кто выкашивал живых и неживых пачками: «Это случится со мной?» — лишь в тот момент умершие уступали в своей ничтожности тем живым. Мужчины и женщины, кожа которых приняла неестественный бледно-зелёный тон, а тусклый, побледневший взгляд и клыковидные зубы добавляли ещё большей чудовищности, медленно форсировали вышедшие из-за бордюров ручьи, издавая странные хриплые и булькающие звуки — да, они были мертвы, но всё ещё должны были дышать.