Вот такие три «я», совершенно не связанные друг с другом, личности с разными интересами, шли сейчас с факелом над головой по желтой дорожке вслед за экстрасенсом. А вело из вперед четвертое «я», вектор первых трех, вектор лебедя, рака и щуки, — вело туда, куда звала меня дудка… А она уводила все дальше и дальше, и желтый свет неумолимо приближался…
И вот мы уже приблизились совсем. Мелодия прервалась, когда экстрасенс, едва не коснувшись спиной желтого шара (мое наблюдающее «я» отметило, как мгновенно усеяли его лоб капельки пота), — сделал торопливый шаг вбок… точнее — начал делать…
И — в который раз! — произошла перемена судьбы. Возможно, сила, обитающая в желтом шаре, сообразила, кто из нас настоящий похититель (так я думал чуть позже); а быть может, какие-то другие случайные силы составились тогда в мою удачу. — В тот миг, когда экстрасенс отнял дудку от губ, собираясь переменить мелодию, желтый шар внезапно просиял, и неведомая сила вырвала у меня из руки факел и уронила на экстрасенса… А быть может, уронила не она, а счастливый случай, так любящий помогать остолопам; не знаю. — Факел упал на экстрасенса и тот, вскрикнув от неожиданности, отшатнулся, отпрянул… и потерял равновесие. Нога его так и не успела обрести опору. Наверное, он мгновенно понял, что случилось, — и так же мгновенно и безнадежно осознал, что бессилен предотвратить то, что будет… — Я никогда не слыхал крика, подобного тому, с каким он падал в сияющий шар…
В тот миг, когда он падал, я обрел свободу и цельное сознание. Быть может, лучше б этого не случилось тогда. Сдается мне, что счастливый случай, столько раз великодушно спасавший меня, каждый раз брал за это богатую плату моими нервами. Итак, сознание вернулось ко мне, — и я видел конец происходящего. Экстрасенс был прав: он еще некоторое время продолжал существовать в шаре. Я запомнил его движения… его лицо… глаза, глянувшие на миг на меня, — хотя могу поклясться, что он меня не увидел. Потом с ним начало происходить что-то невероятное, — и тогда я на какой-то миг даже понимал, что творится там… — Но, слава Богу, я забыл об этом. Сейчас. А тогда — наверное, это понимание послужило последней каплей. Оставленный всеми силами, я начал падать в желтый свет, перед самым падением потеряв сознание.
6
— Вот так, — закончил Саша, сделав небольшую эффектную паузу. — О том, что было дальше, я, конечно, не имел ни малейшего представления. Очнулся я у реки. Утром. Кажется, вернул меня к жизни грохот какого-то поезда, пролетавшего мимо станции. Я, как легко догадаться, долго не мог сообразить, жив ли я и, если так, — где я нахожусь?.. Потом, после долгого лежания я наконец принял как рабочую гипотезу, что я все-таки жив, и тогда установил, что лежу теперь на другом берегу, — на нормальном, человеческом, — не на том, на который занесла меня вчера нелегкая… — На своем. Вверх от меня — тянулась к станции дорога, протоптанная копытами; внизу текла река, а вокруг меня бродил местный скот, пришедший на водопой. Одна из коров стояла рядом и медленно жевала зеленый носовой платок, — несомненно, утянутый ею из моей раскрытой сумки, стоявшей справа от меня.
Когда я немного пришел в себя, мне ничего не оставалось, как подняться и, оставив на поругание корове несчастный платок, отправиться на станцию. — Надо сказать, что по дороге я не на шутку казался себе призраком. А в минуты отрезвления боялся, что сейчас очнусь — и увижу себя падающим в желтый шар…
— Да! — перебил я его. — Объясните все ж про этот самый свет. Как вы ухитрились…
— Боюсь, я ничего объяснить не смогу. Я до сих пор плохо соображаю, что и как. Одно время я упорно держался мысли, что шар этот сообразил — если можно так сказать о нем — что я человек безвредный, — и потому пожалел меня. И, больше того, — каким-нибудь образом перебросил в безопасное место. Глупое, конечно, объяснение, — но ничуть не глупее всего того, что в эту ночь было. Верно ведь?..
— Верно. А потом?..
— Да по-всякому размышлял (Саша усмехнулся). — И с одинаковым результатом. То есть, если верю в свое объяснение, — значит, могу считать его правильным; если не верю — то нет. Хотя не исключено, что все они могут быть правильны. Или наоборот… И по этой причине я однажды взял да и перестал размышлять об этом вообще. Тем более — перед тем, как размышлять, нужно было все вспоминать заново… А вы понимаете…
— Понимаю.
— А сначала я вообще думал, что все это сон. Думал так до того, пока не сообразил на станции, что нужно покупать билет. Полез за деньгами — и вытащил те самые триста пятьдесят рублей. Так-то!..
— О-о…
— Вот примерно то же и я сказал.
— Ну что ж, — произнес он, когда мы уже прощались в коридоре. — Спасибо за сигареты и за компанию. И, конечно, за внимание, с каким вы слушали эту историю…
— Вы хороший гость, Саша, Честное слово. Если когда-либо вам взбредет в голову зайти ко мне — являйтесь. Таким же незваным образом. Всегда буду рад — и, если в доме будут водиться сигареты, — они всецело в вашем распоряжении. Не сомневайтесь.
— Спасибо. А знаете — я даже рад, что рассказал вам эту историю. Как-то легче стало…
— На этой особенности стоит практика психоанализа…
— Да. Ну, мне пора.
— Еще раз — спасибо за сказку.
— Ага. А ведь история эта и впрямь похожа на сказку; и, если вы ей не верите, — можете ее сказкой и считать. — Как было оговорено, я обещал рассказать что-нибудь забавное. В качестве виры за вторжение…
— Помню. Вами оплачен счет, — ответил я, несколько перефразируя Киплинга. — Ну, а если поверю?..
— Будете правы, — сказал Саша после некоторого молчания. — Если от подобных правд есть какая-то польза. Но, так это или нет, — вы будете правы.