- Что ты сделал?
Трэвис резко обернулся. В серых глазах за стеклами очков в проволочной оправе мелькнул испуг, быстро сменившийся облегчением.
- Грейс! - радостно улыбнулся он.
Она протянула руку и провела пальцами по поверхности белого диска, врезанного в центр стола. Он снова стал целым. Пересекавшая его трещина исчезла, не оставив следов. На поверхности диска отливали серебром три глубоких параллельных бороздки разной длины:
- По-моему, раньше тут был другой рисунок, - неуверенно сказала Грейс. - Ты... ты изменил его? Это какая-то другая руна, да? Какая?
Трэвис смерил ее задумчивым взглядом.
- Это руна надежды, - ответил он.
Грейс на секунду задумалась, потом одобрительно кивнула. Все правильно. Надежда умирает последней. Вместе с жизнью.
- Что собираешься делать дальше, Грейс? - спросил Трэвис, помолчав немного.
- Бореас попросил меня остаться в Кейлавере. Пока не надоест. Думаю, на тебя это тоже распространяется.
- Я знаю, - вздохнул Трэвис, отводя глаза. - Ладно, пойду-ка я к себе. Пока, Грейс. Еще увидимся.
Она безмолвно кивнула, потом, повинуясь безотчетному порыву, потянулась взять его за руку, но опоздала: Трэвис уже отвернулся от нее и направился к выходу. Грейс проводила сочувственным взглядом его ссутулившуюся фигуру.
- Он хочет домой, - прошептала она. - На Землю.
- Если сильно захотеть, всегда найдется способ, - нравоучительно заметил чей-то старческий голос у нее за спиной. Грейс стремительно обернулась.
- Вейла?! - удивленно воскликнула она.
- Иногда меня называют и этим именем, - согласилась знахарка.
По спине Грейс побежали мурашки. Было в этой странной старухе нечто загадочное, пугающее, недоступное пониманию. Как Иволейна и ее орден колдуний. Как Маленький Народец. Как вяжущий и разбивающий руны Трэвис. Она одновременно и походила на них всех, и чем-то разительно отличалась. Но любопытство пересилило страх.
- Что вы хотите этим сказать, уважаемая Вейла? - спросила она. Ведунья насмешливо прищурила свой единственный глаз.
- Вот уж не ожидала, что у тебя такая дырявая память, дочка. Придется напомнить. У каждого из вас есть талисман, обладающий свойством переносить владельца туда, куда тот стремится попасть. Найди магический круг, встань в центре, держа в руке талисман, и закрой глаза. Когда откроешь их снова, попадешь аккурат в то место, где тебе надлежит быть. Твой амулет сам определит, куда тебя отправить.
Грейс переварила информацию, тщательно ее обдумала и покачала головой.
- Мое место здесь, - твердо сказала она. Вейла одобрительно закивала:
- Здесь, доченька, здесь, умница!
В следующее мгновение старуха куда-то пропала, и Грейс осталась одна в огромном пустом зале.
108
Трэвис не согласился бы променять последние проведенные им в Кейлавере денечки за все сокровища в мире - не важно, в каком.
Нельзя сказать, что все это время он был особенно загружен, но именно это обстоятельство и придавало скорее всего неповторимое очарование завершающему периоду его пребывания на Зее. Начиная с того момента, когда он бросился сквозь старый рекламный щит и очутился здесь, он был постоянно чем-то занят. Сначала пробирался вместе с Фолкеном в Кельсиор. По-том добирался из Кельсиора в Кейлавер - в том же обществе плюс Мелия и Бельтан. Изучал рунное мастерство. Помогал Грейс и другим членам тайного Круга Черного Ножа выслеживать и разоблачать заговорщиков. Оглядываясь назад, Трэвис не уставал поражаться тому, какое великое множество событий с его участием смогло уложиться в сравнительно короткий срок.
Но после той памятной ночи, когда он вновь запер Врата Имбрифейла, а Грейс и Эйрин одержали победу над главой заговора Логреном Эриданским, время словно замедлило свой бег. Закончился месяц вальдат и начался следующий - гельдат, который местные крестьяне называли заледнем. Дни сменялись днями неспешно, лениво, заполненные беззаботной праздностью, что ничуть не мешало Трэвису наслаждаться каждым текущим мгновением.
Он часами бродил по замку, забирался на смотровые площадки сторожевых башен, странствовал по закоулкам зеленого лабиринта в саду и даже отваживался потолкаться по торговым рядам рынка, ежедневно функционирующего в нижнем дворе. Теперь Трэвис уже не так дичился людей, и ему доставляло удовольствие наблюдать за торговцами, сервами, носильщиками, рыцарями, придворными и прочей разномастной публикой, с рассвета до заката снующей по обширной базарной площади и месящей чавкающую под ногами полузамерзшую черную жижу бок о бок с овцами, козами, лошадьми и другой живностью. Феодальная система, несмотря на всю ее кастовость и строгие классовые разграничения, вполне демократично позволяла всем бултыхаться в одной и той же грязной луже, не делая различий между вельможей и последним рабом. Иногда подобное зрелище вызывало у Трэвиса невольную усмешку, иногда заставляло задуматься.
Несколько раз он делал вылазки за пределы крепостных стен, чтобы пошататься по городу, раскинувшемуся у подножия Кейлаверского холма, а однажды добрался пешком аж до старого таррасского моста через реку Димдуорн. Перегнувшись через каменные перила и вглядываясь в стремительно несущуюся далеко внизу темную воду, он размышлял о том, сколько людей прошло через этот мост за века, истекшие после его постройки? О чем они думали? Мечтали? Как сложились их судьбы? А еще о том, что среди бесчисленных ног, которые когда-то ступали по этим камням и которым еще только предстоит на них ступить в будущем, его собственные - не более чем песчинка на морском берегу. Мысль об этом почему-то подействовала на Трэвиса самым успокаивающим образом.
По настоянию Фолкена и Мелии он возобновил занятия рунной магией, хотя поступил так больше для того, чтобы доставить им удовольствие, чем из каких-либо практических соображений. В вечерние часы он присаживался у камина и прилежно вычерчивал железным стилосом различные символы на восковой табличке, в то время как черный котенок Мелии с притворной яростью, шипя и царапаясь, штурмовал его беззащитные икры и щиколотки. Но чаще всего эти вечерние бдения заканчивались тем, что упражнения в начертании рун незаметно переходили в воспоминания и размышления. Он погружался в полудрему, неподвижно сидя в кресле, устремив остановившийся взор в пылающий очаг и время от времени машинально почесывая зудящую ладонь правой руки. А когда приходил в себя, неизменно обнаруживал одно и то же: забытая восковая табличка валяется на полу у его ног, на коленях мирно спит, свернувшись клубочком, умаявшийся котенок, а в камине догорают угли.