Выбрать главу

– Тамика! Хватит подслушивать под дверью. Иди сюда.

С каким-то смешанным чувством облегчения и совсем уж глупого стыда Сельма наблюдала, как Тамика несмело входит в палату. Наметанный взгляд тут же выцепил и покрасневшие, припухшие глаза, и нервные движения пальцев, то сжимавшихся в кулаки, то впивавшихся в ладони. Казалось, даже косички понуро обвисли, как хвост у побитой собаки.

– Раз ты все слышала, объяснять ничего не стану, – сурово прогремела Лайла. – Теперь ты собственность госпожи Амьер. Ты у нас умная девочка, думаю, сама понимаешь, что покрывать тебя, если вздумаешь дать деру, никто не будет. Поедешь, куда повезут, сделаешь все, что велят. И все это – молча. Голос подавать будешь, только если спросят. Понятно?

Тамика молча кивнула. Впервые за все их непродолжительное знакомство Сельма увидела ее такой несчастной: девочка явно готова была расплакаться в любой момент, сдерживаясь лишь из упрямства. Неожиданно для себя самой Сельма подошла к ней и положила ладонь на худенькое плечо. Тамика вздрогнула, но бежать не стала: только обиженно зыркнула исподлобья и вновь принялась изучать мыски потрепанных ботинок.

– Думаю, наручники и поводок нам ни к чему, – сказала Сельма тихо. – Ты ведь будешь хорошей девочкой, Тамика?

Тамика напряглась, вся сжалась, как пружина – того и гляди, подскочит, распрямившись. Глаз она не поднимала, но Сельма заметила одинокую слезинку, которая, скатившись по грязной щеке, повисла на кончике носа.

– Конечно, буду, – буркнула девочка. – Вы же знаете, что мне все равно некуда бежать.

* * *

Еще вчера Тамика мечтала уехать из Старого города. Хоть как-нибудь, хоть с кем-нибудь – лишь бы подальше отсюда, к безопасности и нормальной жизни, о которой она знала только по журналам, книжкам да старой рекламе. Сегодня Тамика, прижавшись носом к окну машины, смотрела, как ненавистные трущобы остаются позади, и размазывала слезы по лицу.

Все должно было быть не так! Она собиралась скопить достаточно денег, чтобы ее пустили жить в Новый город, как нормального человека. На худой конец – охмурить, как мамаша, симпатичного богача и уехать вместе с ним. Детские мечты о том, что мать за ней вернется, Тамика с высоты своих десяти с половиной лет считала наивными, но все же хранила глубоко-глубоко в душе, чтобы никто о них не узнал и не высмеял. А в итоге все вон как сложилось…

Тамика забралась на сиденье с ногами и уткнулась лицом в коленки, чтобы Сельма не услышала, как громко она сопит. Не хотелось показывать перед ней слабость, особенно теперь. Умом Тамика понимала, что обижаться на нее глупо: ничего личного, каждый крутится как может, и что там еще взрослые говорят… но все равно обидно было до рева. Они же помогли друг другу, а это чего-нибудь, да стоит! Тамике казалось, что теперь они не совсем чужие, раз такое вместе пережили. А оказалось – чужие. Просто одна маленькая девочка слишком любит придумывать себе всякую ерунду, вот и все. Как с Авидией. Про нее Тамика тоже достаточно глупостей нафантазировала… пора бы уже запомнить, что настоящие люди об этих фантазиях не догадываются и соответствовать им не собираются.

Тамика сердито утерла слезу кулаком. Жалеет себя, как маленькая! Но, с другой стороны… если не она, то кто еще? Сельма с Авидией ей очень наглядно показали, что другие ее жалеть точно не станут.

– Ты, наверное, проголодалась, – бросила Сельма, даже не повернув головы. – В спинке сиденья есть ящичек для всякого хлама. Покопайся в нем, там должны были заваляться протеиновые батончики.

Героини комиксов в таких случаях гордо задирали нос и говорили нечто пафосное и глупое, вроде "Я лучше умру с голоду, чем приму подачку от тебя!" Тамика, в отличие от нарисованных красавиц, хотела есть, а потому буркнула угрюмое "ага" и принялась рыться в поисках батончиков. Те нашлись быстро, в компании медицинских пластырей, изоленты, непонятных болтов и каких-то бумажек. Из съедобного Тамика еще обнаружила нетронутую упаковку леденцов и здраво рассудила, что они тоже для нее. Не станет же Сельма набрасываться на нее из-за конфеток?

"А Миллита бы стала – за то, что взяла без спроса, – подумалось вдруг ей. – Может, не так уж все плохо? По крайней мере, я больше не увижу физиономию этой старухи".

Батончики оказались вкусными, фруктовыми. Тамика и сама не заметила, как сточила их все: голодный желудок по-прежнему просил добавки и не угомонился даже после целого пакетика леденцов, съеденных на десерт. Настроение немного поднялось – у Тамики даже появилось желание смотреть в окно.

В этой части Старого города ей бывать никогда не доводилось: дома здесь были выше, но скучнее, чем в центре – ни тебе резных каменных фигур на стенах, ни затейливых крыш, ни витых заборов. Только высотки из стекла и бетона, да широченная "ав-то-ма-ги-страль", прямая, как ковровая дорожка у Миллиты в коридоре. Пару раз Тамика замечала, как что-то скачет по крышам, а однажды через дорогу перебежало мохнатое создание, похожее на большую собаку, но нападать зверюги не решались. Думали, наверное, что машина сильнее.

Все было так спокойно и однообразно, что Тамика заскучала. Грустные мысли, ненадолго отступившие под натиском фруктовых батончиков и леденцов, снова начали одолевать ее. Вспомнились Мирам и Кирни, вспомнилась другие ребята, собиравшиеся по утрам и вечерам на крыше больницы… они, конечно, заметят, что Тамики нет. Наверняка сочинят страшную, но очень крутую историю о том, как она нашла старую военную базу тайерцев и почти вынесла оттуда все сокровища, но огромный зверокиборг набросился на нее и растерзал как раз в тот момент, когда Тамика разбиралась с устройством навороченного лазерного пистолета. Она знала, что сочинят: традиция такая была у ребят из Старого города – придумывать пропавшим товарищам интересную судьбу, чтобы их смерть не казалась слишком обидной. Не пройдет и недели, как все забудется: в компании о Тамике больше не вспомнят, а Мирам, смотревший на нее влюбленными глазами, начнет клеиться к другим девчонкам. Скорее всего, к Кирни. А Тамику в это время будут продавать на рынке – как пылесос, только живой.

Скинув надоевшие ботинки, Тамика вытянулась на сидении во весь рост, улеглась на бок. Взгляд зацепился за какой-то предмет, валявшийся на полу. Как оказалось – поводок. Похож на собачий, только крепче. Тамика перевернулась на спину, чтобы его не видеть, и стала смотреть в потолок. Не интересно, но хоть о будущем рабстве ничто не напоминает.

Дорога убаюкивала. Очень скоро глаза у Тамики начали слипаться: в конце концов, вчера она очень устала, а поспать нормально так и не смогла – переживала за Сельму. Дуреха. Как там говорила Авидия, которая на самом деле Лайла? "Дети слишком любят доверять кому попало". Жаль, что она права.

Несмотря на горькие мысли, Тамика быстро задремала. А когда проснулась, мир вокруг изменился.

Сперва, только-только продрав глаза, она испуганно пискнула и, закрыв голову руками, скатилась под сиденье: отовсюду доносился страшный гудящий рев, от которого вибрировали борта аэромобиля, а из ушей, казалось, вот-вот потечет кровь. "Монстры!" – решила Тамика и приготовилась бежать со всех ног. Однако секунды шли, а чудовища все не нападали, да и Сельма вела машину слишком неспешно для человека, который чего-то боится. Ужас, вцепившийся в сердце колкими коготками, понемногу отпускал. Набравшись смелости, Тамика решилась высунуться из-под сиденья и выглянуть в окно.

В тот же момент все страхи вылетели у нее головы: все место занял чистый, перехватывающий дыхание восторг.

– Вот это да… – зачарованно выдохнула Тамика, прижимаясь лбом ко стеклу.

На улице творилось что-то невообразимое. Тамика будто попала на другую планету, потому что на этой – беспросветно-унылой и вечно пыльной, – просто не могло быть таких чудес. Казалось бы, такие же дома, такие же дороги, как и в Старом городе, но все красочное, новехонькое и ухоженное, все сверкает разноцветными огнями – настолько яркими, что глазам больно смотреть… а машины! Десятки, да нет, сотни, или даже тысячи машин проносились за окнами и ревели, как стая монстров; их было так много, что некоторые не могли сразу проехать в нужную сторону и выстраивались в длинные очереди. Сельма вполголоса ругалась на какие-то "пробки". Похоже, ее Новый город совсем не восхищал.