Пришлось нашему шоферу развернуть машину и ехать в объезд, вдоль опушки, — несколько поваленных сосен перекрыли лесную дорогу. Красноармейцы из саперной роты с пилами и топорами расчищали ее, но работу еще не закончили.
— А лес мы прочесали, товарищ генерал, — добавил капитан Макарский. — Но наблюдателя не нашли. Удрал, чертов сын.
В машине воцарилось гнетущее молчание. За день до этого на наших глазах погиб во время бомбежки начальник санитарной службы корпуса П. И. Наумов — обаятельный человек и высококвалифицированный врач. Комкор тоже любил Наумыча, как все мы по-дружески его называли, и переживал его гибель так же, как я. Нам было досадно, что штаб корпуса, расположенный в скрытом от наблюдения противника месте, вот уже второй раз подвергается налету фашистской авиации. Это наводило на невеселые размышления... [142]
— А враг получил свое за наглый налет. Причем сразу после бомбежки, — бодро сказал Манарский и доложил следующее.
Почти одновременно с налетом авиации на КП корпуса гитлеровское офицерье устроило выпивку на лоне природы, на западном берегу Горыни, в тени небольшой рощи. Не подозревали фашистские вояки, что веселятся всего в двухстах метрах от танковой роты старшего лейтенанта Ф. Хисматулина, находившейся в засаде.
Увидев пирушку, Хисматулин доложил по команде и попросил разрешения угостить фашистов «дополнительным пайком». Получив разрешение, он подошел к танку, с позиции которого удобнее всего было открыть огонь, сел за пулемет и дал длинную очередь. Более десяти офицеров и несколько солдат из числа обслуги навсегда остались лежать на берегу Горыни...
На командном пункте полным ходом шло инженерное оборудование узла связи, а также командирского и других блиндажей. Находившийся там начальник штаба полковник Девятов доложил о полной ликвидации группы немецких танков и мотопехоты, прорвавшейся под Горыньградом и Воскодавами.
— В данный момент, — продолжал он, — идут тяжелые бои наших частей с войсками 3-го и 48-го моторизованных корпусов противника и пехотными соединениями его 6-й армии, которые пытаются ударом в стык корпуса с группой войск генерала М. Ф. Лукина прорваться к шоссе, ведущему на Новоград-Волынский...
Так мы узнали, что нашим левым соседом оказались теперь войска группы генерала Лукина, в состав которой была передана от нас 213-я моторизованная дивизия.
Оценив обстановку, генерал Фекленко принял решение выехать в 40-ю танковую дивизию. Меня он попросил быть сегодня в 43-й танковой, которая отражала непрерывные атаки частей 13-й и 14-й танковых дивизий врага.
Полковник Девятов получил от комкора указание составить в соответствии с директивой Военного совета 5-й армии план отхода соединений на рубеж реки Случь с 1 по 6 июля. Я тоже поручил полковому комиссару Емельянову подготовить на эти дни план партийно-политической работы отдела пропаганды. Стержневым вопросом этого плана должно было явиться проведение в паузах между боями партийных и комсомольских собраний первичных организаций. Мы не надеялись провести эти мероприятия [143] в масштабе полка, а потому ориентировались в основном на ротные собрания в мотострелковых и батальонные (дивизионные) в танковых и артиллерийских полках. Забегая вперед, скажу, что нам удалось осуществить на промежуточных рубежах почти все, что было намечено, хотя ради этого пришлось преодолеть немало трудностей.
Вскоре мы с офицером оперативного отдела были на НП командира 43-й дивизии. Отсюда хорошо просматривалась лежащая впереди местность и был виден разгоравшийся танковый бой. Немецкие Т-IV, Т-III и Т-II с разбегу шлепались в воды Горыни в местах разведанных бродов, на полном ходу выскакивали на отлогий восточный берег и тут же открывали огонь по позициям наших орудий, стрелявших прямой наводкой. Огонь немецких танков был неприцельным, но массированным, и выстоять перед такой силищей могли только беспредельно смелые люди. Ну а этого качества нашим артиллеристам-противотанкистам было не занимать. Основательно зарывшись в землю, они прочно стояли на своей родной земле. Их огонь был точным. Пушечные батареи 43-го артиллерийского полка и танкисты били по хорошо пристрелянным рубежам. Гаубичные дивизионы и минометные подразделения отсекали вражескую пехоту от танков и заставляли рассредоточиваться по полю, в результате чего она несла большой урон от осколков снарядов и мин, а также от ружейно-пулеметного огня.
Но, несмотря на потери, фашистское командование методично, волна за волной, упрямо бросало в бой новые части. Я насчитал за Горынью четыре горящих танка, прямо в реке догорал пятый. Черные клубы дыма застилали поле боя, ухудшали видимость. И все же можно было увидеть, что наши танкисты пока вели огонь с места, стараясь поближе подпустить вражеские машины.
Вскоре над плацдармом появилась большая группа «юнкерсов». Пикируя, они подвергли остервенелой бомбежке боевые порядки артиллерии и мотопехоты. Под прикрытием самолетов к переправам на Горыни устремились более 40 танков и около полка мотопехоты на бронетранспортерах. Удар пришелся по боевым порядкам 43-го мотострелкового и в стык 85-го, 86-го танковых полков.
Полковник Цибин вызвал к проводу майоров Алабушева и Воротникова и приказал им подготовиться к контратаке силами одного танкового батальона от каждой части. [144] Сигнал атаки — три зеленые и две красные ракеты с НП дивизии, а по телефону и радио — кодированная цифровая команда «222». Комдив предупредил обоих командиров, что справа, из-за фланга 86-го полка, удар нанесут танки капитана Архипова, которые уже находятся на западном берегу.
— Предупредите всех и сами глядите в оба — не перестреляйте своих! — строго сказал он.
Между тем фашистские танки уже переправлялись на восточный берег, рассредоточивались и с ходу бросались в атаку. Мотопехота не отставала от них. Поднялись и пошли в атаку и немецкие пехотинцы, которые раньше были прижаты к земле. Вражеские бомбардировщики завертели карусель далеко в стороне, боясь поразить свои войска и, очевидно, выжидая удобного момента для нового удара. Кстати, два «юнкерса», подбитые нашими зенитчиками, упали и взорвались в расположении своих войск где-то под Ровно.
Бой разгорался с новой силой и перемещался в глубь нашей обороны, к району наблюдательных пунктов дивизии и полков. А вдали показалась новая колонна вражеских войск — около 30 танков и большое количество бронетранспортеров. Усилила огонь артиллерия противника, особенно по району наблюдательных и командных пунктов частей, надеясь, видимо, нарушить управление нашими войсками.
Самое время было контратаковать. И когда передовые немецкие танки здесь, на плацдарме, затоптались и начали маневрировать под нашим перекрестным огнем, комдив Цибин приказал дать условные сигналы. Взвились ракеты, связисты и радисты передали по своим каналам кодированные цифровые команды. Танковые батальоны 85-го и 86-го полков вышли из тщательно замаскированных укрытий и по сходящимся направлениям вдоль берега Горыни атаковали фашистские подразделения у основания вражеского клина, отсекая их от переправ. С фронта в контратаку поднялся мотострелковый полк. Дружным сосредоточенным огнем накрыли плацдарм артиллерийские дивизионы и все минометные подразделения.
Во многих местах завязались рукопашные. Истребители танков смело подползали к вражеским машинам и забрасывали их гранатами и бутылками с горючей смесью. Подполковник Тесленко выдвинул на прямую наводку одну батарею 152-миллиметровых гаубиц-пушек и батарею [145] 122-миллиметровых гаубиц. Их огонь в полном смысле слова ошеломил врага — тяжелые бронебойные снаряды проламывали броню, сносили башни бронированных машин.
И все же гитлеровцы оборонялись с невероятным упорством. Им удалось подбить несколько наших легких танков, поднять на воздух три или четыре противотанковых орудия. Однако пути отступления были вскоре отрезаны для них. Произошло это в тот момент, когда в тылу немецких позиций, на западном берегу, загрохотали пушки наших мощных КВ и Т-34: это батальон Героя Советского Союза капитана Архипова с места открыл огонь по второй группе фашистских танков. Легкие же наши танки поражали из пушек и пулеметов бронетранспортеры с пехотой...