«Победа или смерть!» — сказал командир взвода танков из 80-го танкового полка лейтенант С. Головнев своему экипажу и приказал механику-водителю дать полный вперед, на позицию артиллерийской противотанковой батареи немцев, которая готовилась открыть огонь прямой наводкой по нескольким советским машинам, начавшим контратаку.
Поднимая тучи пыли, мощный КВ двинулся на врага. Прежде всего наш экипаж рассеял немецких артиллеристов. Затем ворвался на их позиции и раздавил два недобитых орудия. Казалось, Головнев с товарищами шли на верную смерть: один танк с одной пушкой — против четырех орудий врага!
Да. Это был риск, и немалый. Но лейтенант Головнев и его экипаж действовали расчетливо, смело, напористо и внезапно. Это и принесло успех.
Покончив с батареей, танкисты без заминки атаковали пехоту, врезались в ее боевые порядки и, причинив ей немалый урон, направились в тыл немецкого танкового подразделения. Там находились две тридцатьчетверки и два Т-26 под командованием воентехника 2 ранга А. Н. Невзорова из 86-го танкового полка. После длительного тяжелого боя они попали в окружение. Головнев узнал об этом от своего стрелка-радиста, случайно поймавшего в эфире команду майора Воротникова: «Невзорову выходить из боя!», и тут же бросился на выручку. Теперь их оказалось четверо — Невзоров, потеряв один легкий танк, забрал его экипаж в оставшиеся две тридцатьчетверки и решительно пошел на прорыв вражеского кольца.
Путь нашим храбрецам преградили четыре немецких средних танка. Один был навылет пронзен точно посланным снарядом, три остальных взобрались на горку под дубами и открыли бешеный огонь. Но приблизиться боялись, так как дальность прямого выстрела Т-34 превышала дальность прямого выстрела танковых пушек врага.
Фашисты не заметили машину Головнева — все их внимание было сосредоточено на тридцатьчетверках Невзорова. Это и решило исход поединка. Экипаж лейтенанта Головнева первым же выстрелом снес башню одному танку. Два других бросились наутек, под прикрытие своих артбатарей. Но было поздно. Их настигали тридцатьчетверки [223] Невзорова. Мастерски вел свою машину механик-водитель И. Селиванчиков среди разрывов авиабомб и тяжелых снарядов; метко стрелял из пулеметов и пушки башенный стрелок сержант Н. Безуглов. Их командирская машина быстро приближалась к врагам...
Пока горели три немецкие машины, танкисты Невзорова в огневом взаимодействии с экипажем Головнева уничтожили еще штабной автобус, легковой автомобиль с офицерами и раздавили орудие. Маневрируя среди разрывов вражеских снарядов, все танки благополучно преодолели заградительный огонь вражеских батарей и вышли к основной группе. Здесь и произошло знакомство Головнева с Невзоровым, которые до того знали друг друга лишь по фамилиям. После этого, попросив у майора Воротникова разрешения, лейтенант Головнев умчался в свой полк.
Рассказывая о подвиге этих смельчаков, майор Воротников сказал мне:
— Я, товарищ полковой комиссар, еще не видел до такой степени исхлестанных вражескими снарядами танков. Очень советую поглядеть на них.
И мы пошли в подразделение Невзорова. Командир полка ничего не преувеличил: на корпусе только одной тридцатьчетверки мы насчитали более 10 глубоких вмятин от прямых попаданий вражеских снарядов.
На следующий день политотдел корпуса распространил листовку о боевом подвиге экипажей Головнева и Невзорова, о взаимной выручке и смелости, которую проявили танкисты в трудных условиях окружения.
Мне же, кроме всего, было приятно еще раз убедиться в превосходных качествах нашего отечественного оружия и боевой техники.
Разгром пехотного полка немцев
Он сидел перед нами выпрямившись, с горделивой осанкой, свысока разглядывая каждого из присутствовавших при допросе, словно не он, подполковник, командир пехотного полка одной из дивизий 55-го армейского корпуса немцев, а мы оказались в плену. Но пленного выдавали руки: холеные, с тонкими, как у пианиста, пальцами и отполированными ногтями. Руки мелко подрагивали, и чувствовалось — гитлеровский подполковник с двумя Железными крестами на чистом, отутюженном кителе не только волновался, но и трусил. [224]
Подполковник не скрывал досады по поводу того, что его полк и он сам потерпели поражение от неравного ему по чину офицера — русского капитана, «хосподина Хорелофа». Как это получилось? Он, собственно, и сам не мог понять. Все шло «карашо» и по плану. Русские должны были потерпеть поражение, ведь у них, по данным немецкой разведки, почти не осталось танков и мало было «зольдатен». И вдруг...
Я спросил пленного, верят ли он и его (теперь уже бывшие) подчиненные офицеры и солдаты в победу Германии над Советским Союзом?
— Яволь! Конечно, господин комиссар! Мы должны были победить, нет сомнения! Но теперь, после того что я видел в эти дни, я не уверен в нашей победе. Думаю, что некоторые офицеры и солдаты имеют такое же мнение, как я. Столь упорного сопротивления наша армия еще нигде не встречала. Это очшень, очшень опасно!
Да. Это было очень опасно для гитлеровского вермахта. И если в том признавался матерый фашист, то даже со скидкой на неискренность, продиктованную страхом за собственную жизнь, такое признание говорило о многом.
Сидя перед нами все в той же надменной позе, подполковник время от времени украдкой заворачивал рукава кителя и слегка потирал запястья рук. Генерал Фекленко заметил это и велел переводчику спросить, что беспокоит немецкого офицера.
— Ваши зольдатен очшень крепко вязали мои руки за спиной, — огорченно пояснил тот.
— Вязал вас не солдат, а офицер лейтенант Прохоренко, господин подполковник, — уточнил начальник разведки корпуса.
— О! — удивленно воскликнул фашистский вояка и невольно повернул голову в сторону сидевшего в углу землянки Павла Прохоренко.
Пленный отказался подписать обращение к солдатам своего полка, и мы отправили его в штаб армии...
А на переднем крае, перед городом Червоноармейск, еще гремел бой. 40-я танковая отражала одну за другой атаки фашистских частей. Канонада не утихала уже третий день. Червоноармейск за это время несколько раз переходил из рук в руки. С невиданным упорством напирали гитлеровцы на позиции 80-го танкового полка капитана В. М. Горелова. У него действительно мало оставалось людей, а танков — и того меньше. Данные, которыми располагал [225] немецкий офицер, были точны в этом смысле. Но полковник Широбоков усилил часть отрядом истребителей танков (около шестидесяти человек), несколькими пушечными и гаубичной батареями, и танкисты стояли мужественно, наносили по врагу сокрушающие огневые удары. Перед позициями полка неподвижно застыли несколько вражеских танков и бронемашин.
К обеду танки и мотопехота врага хлынули и на позиции 43-й дивизии, на соседей справа и слева, стремясь любой ценой овладеть городом, а затем населенными пунктами Андреевкой, Тотиркой и выйти к Малину. Но, встретив решительное сопротивление 19, 9 и 22-го механизированных корпусов, вынуждены были перейти к обороне.
Однако с утра 21 июля, подтянув свежие силы, фон Клейст возобновил атаки. Накануне артиллерийский дивизион 152-миллиметровых гаубиц-пушек под командованием капитана В. Тимошкина, поддерживая огнем действия 80-го танкового полка, произвел опустошительный огневой налет на большое скопление вражеских танковых подразделений. По данным наблюдения, было подбито и сожжено несколько танков, более десяти бронемашин, уничтожено свыше ста солдат противника.
Наиболее острая схватка с немецкими танками и мотопехотой произошла перед позициями артиллерийских батарей лейтенантов В. Полянского и Н. Васильева. Первыми же выстрелами артиллеристам удалось вывести из строя четыре легких и два средних танка. Это вызвало замешательство в стане атакующих. Оно еще усилилось после того, как приданные полку истребители, смело бросившиеся навстречу стальным громадам, подожгли еще несколько машин. Не уступали в эффективности борьбы и полковые истребители танков из числа бывших механиков-водителей, башенных стрелков и стрелков-радистов. Все вместе они уничтожили гранатами и бутылками с горючей смесью несколько боевых машин и бронетранспортеров.
И все же гитлеровцы не унимались. Ранним утром 22 июля они вновь перешли в решительное наступление, которое началось ожесточенной бомбардировкой позиций наших обеих дивизий. Вслед за этим, но уже на позиции полка капитана Горелова в атаку пошел свежий пехотный полк. Густые цепи автоматчиков, перевалив за танками поросшие кустарниками холмы, ринулись к передним траншеям нашей обороны. Рукава френчей у фашистских [226] солдат были закатаны по локоть, они орали не то песню, не то какой-то свой клич и на ходу поливали короткими очередями окопы обороняющихся.