— Здорово было бы, — согласился Васька.
Послание Жуку
Мыши и правда были противные, но все равно через каждый квартал Сева требовал у Васьки банку.
Приятно было неторопливо идти по улице, нести необычную ношу и чувствовать на себе удивленные и любопытные взгляды прохожих. А одна маленькая девочка даже не сдержалась да как закричит:
— Ой, бабушка! Смотри, какие маленькие собачки у мальчика в банке!
— Собачки. Скажет тоже… — пробормотал Васька.
Пал Палыча в комнате не оказалось, хотя входная дверь была открыта. Не было его и в живом уголке. Неожиданно распахнулась дверь ванной, и перед ребятами предстал довольный, улыбающийся учитель.
— Принесли? Вот молодцы. А я полоза своего искупал.
— Кого? — переспросил Вася.
— Полоза, говорю. Вот этого. Знаете, как он плавает?
Пал Палыч оттянул ворот рубашки и заглянул себе за пазуху.
— Согрелся? — спросил он. — Ну, тогда вылезай, поздоровайся с ребятами.
Только тут мальчики заметили, что рубашка на Пал Палыче шевелится, как живая. А вот и сама змея. Высунув серую головку из-под воротника, лениво поползла через плечо, по спине Пал Палыча, не обращая на гостей ни малейшего внимания.
Сева поставил банку с мышами на окно и подошел к ящерам. Возле них он мог бы простоять, наверное, несколько часов подряд. Животные наслаждались теплом.
Только Санька почему-то вдруг из серого стал фиолетовым — видно, заволновался.
Попугай Карл, пристроившись на выключателе, затеял перебранку с лягушками.
— Чьить, чьить, вьеооо… — раздавалось над головой у Севы.
— Ка-а-а… Ка-а-а-а… — гортанно откликалась птице квакша.
Попугай встрепенулся, и новые, казалось невозможные, сочетания звуков обрушились на ребят. Птица ни за что не хотела уступать первенства в этом необычном состязании.
И вдруг, как от сильного удара, вздрогнула клетка ящеров. Попугай, истошно вскрикнув, замолчал, и Севе показалось, что он совсем один в ночном лесу среди диких зверей, когда таинственным и пугающим может показаться даже обычный пень. Васька, как приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до Карла, так и замер.
Как дерутся змеи, ни Севе, ни Ваське никогда не приходилось видеть. И вот сейчас, перед их глазами, два почти двухметровых живых жгута сжимали друг друга, связывались тройным узлом. Они били хвостами по стенкам своей полки, и она гудела, как барабан.
Не успел Пал Палыч подойти к полке, драка так же внезапно, как и началась, прекратилась. Змеи тихо расползлись в разные стороны и замерли. Только Юлька раздраженно разметала хвостом песок.
— Вот петухи драчливые, — проворчал Пал Палыч. — И это все Юленька. Неважный характер у этой барышни.
Из кухни запахло гарью. Пал Палыч схватил клетчатый передник и поспешил туда.
…Ребята медленно брели по узенькой тропинке, скрытой от дороги густыми зарослями акации.
Небо казалось голубым и глубоким. Если на него смотреть долго, то можно увидеть, как белые облака превращаются в диковинных животных. Вот по голубому небу плывет слон. Крючковатый хобот как бы нацелился сорвать что-то с невидимого дерева. А теперь это уже не слон, а скорее, гончая с вытянутой мордой.
За кустами послышались крики. И особенно выделялся визгливый голос Тольки Жука.
— Эй, вы, — кричал Толька, — дергайте за нитку! Сильнее дергайте, пусть взлетит!
Друзья подобрались к самым кустам и раздвинули ветки. Увидели они такое, от чего сами собой сжались кулаки.
Мальчишки привязали к лапке голубя бумажного змея. Они дергали за нитку, пугали птицу, подбрасывали ее в воздух. И голубь, пролетев самую малость, падал в траву, мелкими шажками отбегал от своих мучителей, дергал лапкой, пытаясь освободиться, и снова взлетал.
Ребятам было весело. Особенно громко хохотал Толька Жук.
Севе вспомнились птицы Пал Палыча и то, как топил Толька в пруду за домом котят.
— Слушай, давай отлупим Тольку, — предложил он.
— Давай. Но сначала мы сделаем вот что… У тебя бумага есть?
— Зачем тебе?
— Предупредим по-честному. Мол, идем на «вы».
Наскоро вырвав из тетрадки лист и послюнив карандаш для яркости, Сева вывел большими печатными буквами:
«Если не отпустите сейчас же голубя, ждите беды. „ЮЗ“».
Свернув бумагу в трубочку и положив внутрь небольшой камешек для веса, Сева швырнул послание в сторону развлекающихся ребят.
Камешек пролетел над акациями и упал рядом с птицей.
— Эй, ребята, откуда это? — Толька поднял записку и озадаченно посмотрел вокруг.
— С неба, — засмеялся Коля Быховский, закадычный Толькин дружок.
— «Если не отпустите сейчас же голубя, ждите беды. „ЮЗ“», — прочел Толька и присвистнул. — Интересно…
— А кто такой этот «ЮЗ»? — спросил Коля. — Это что — имя такое, да?
— А шут его знает… — пробормотал Толька.
Каждому хотелось почитать бумагу лично или хотя бы потрогать ее. А Коля даже понюхал.
— Из тетрадки по арифметике, — доложил он с видом Шерлока Холмса и вдруг заторопился домой.
— И я тоже… Мамка, наверно, с работы пришла, опять шуметь будет, — поддержал Колю пятиклассник Саша. — Привет, ребята.
Вскоре улица опустела, и голубь, забытый всеми, остался на дороге один. Из-за поворота показался, урча на подъеме, огромный МАЗ. Сева выскочил из-за кустов и поднял птицу.
Из порезанной лапки сочилась кровь.
Оторвав от носового платка полосочку, ребята перевязали голубя и, немного поспорив, у кого ему жить, решили отнести учителю.
Дрессировщики
Все, кто проходил в этот день по Комсомольской улице, могли прочитать необычное объявление, написанное синим карандашом на тетрадном листке бумаги:
«Принимаем на дрессировку собак, медведей, змей и т. д. и т. п. Адрес: сарай за домом № 55. Спешите: дрессированные животные доставят вам много радости. „ЮЗ“».
Люди останавливались, читали объявление, с улыбкой пожимали плечами. Только бабуся со старенькой плетеной кошелкой, из которой торчали бутылка молока и вязанка сосисок, внимательно прочитав объявление, пошевелила губами, как первоклассница, и обратилась к усатому милиционеру, важно стоявшему на перекрестке.
— А не скажешь ли ты мне, старой, сынок, кто такой этот «ЮЗ»? Или это человек какой, или кто?
Милиционер почесал затылок, полистал для чего-то книжечку с квитанциями на штраф и только тогда ответил:
— А кто его знает, бабушка. Дрессировщик, наверное. Так называются люди, которые не то что с тиграми, со змеей обняться могут.
— Ай! И не боятся? — удивилась бабуся.
— А чего им бояться-то! Они повадки зверей, как свои знают.
— Вот глянуть бы на него. Наверно, огромный такой… ручищи — во!
Во дворе пятьдесят пятого дома с самого утра были сделаны интересные открытия. Жильцы вдруг обнаружили, что пропали мягкие придверные коврики: и на пятом этаже в двадцатой квартире, и в седьмой, и в первой. На дверях каждой квартиры была приклеена записка: «Ваш коврик одолжен во временное пользование и будет в ближайшее время с благодарностью возвращен».
А Васькина бабушка выскочила во двор из своего флигеля и, хватая ртом воздух, как курочка, подавившаяся зерном, произнесла:
— Кара-караул!.. И что это делается! Приготовила ватное одеяло, которое мне мать к свадьбе стегала.
Думаю, отнесу в утиль, накуплю краски для ремонта, а оно… — И бабушка развела руками, как вратарь в воротах. — Пропало одеяло. Было — и нет его… Васька! Постреленок! — вдруг спохватилась она. — Не оставляй дверь незапертой! И куда это ты запропастился?