Слишком много вопросов, некоторые из них даже не обличённые слова, и нет ответов, нет знаний о том, где ответы искать.
Но больше всего тревожило не это. Страх, именно страх, а не намёк на него, вызывало то, что предстояло сегодняшней ночью. Договорённости надо исполнять. Первая брачная ночь, наследник. Она станет женщиной. Благодаря человеку, рядом с которым теперь, вероятно, будет дрожать и сжиматься в комочек.
Вдох-выдох. Дышать. Единственное, что помогало сохранять хотя бы видимое спокойствие издалека, ещё бы плечи так не тряслись, это попытки спокойно и ровно дышать. Попытки, которые постоянно сбивались.
Как щелкнул замок, как лорд Кавердиш дошёл до середины комнаты, Варвара не заметила. Зато она услышала его голос, спокойный и равнодушный, приказывающий снимать платье. Чертыхание едва не сорвались с губ. Хуже, чем дать волю чувствам в присутствии незнакомого человека, было допустить то же самое в присутствии князя.
Варвара и не пыталась что-то сказать в ответ, чувствуя, что голос ее будет севшим и дрожащим и звучать так, как дребезжат струны последние секунды, чье движение уже больше просто видно, чем слышно.
Она вздрогнула и посмотрела прямо на князя, снимающего камзол, не решаясь сделать хоть одно движение, чтобы начать расшнуровывать платье. Она закусила губу до крови.
На языке привкус крови, на ресницах слезы. Казалась, тот самый лёд в глазах, который привлёк князя, таял, будто река, разливаясь и затапливая берега.
Варвара подтянула коленки к груди и смотрела прямо вперёд, не замечая того, на что смотрела. Она сжималась в комочек на самом краю кровати. Дрожала. В голове не было мыслей, лишь чувство боли и страха, заполонившее не только сознание, но и все тело, всю душу.
Кажется, князь ушёл из комнаты. Дверь хлопнула ещё давно, но Варвара не обратила на этот звук внимания. Она не заметила бы, даже если б в окно постучала мертвая птица.
Ей было холодно. И вовсе не ветер из окна, которое никто не закрыл на ночь, был тому причиной. Холод этот пробирался по венам, вальяжно переставляя лапы, окутывал все ткани тела.
Он покрыл инеем легкие. Воздуха не хватало.
Каждый сделанный вдох казался последним, недостаточно глубоким, чтобы продолжать жить. Мелкие крупицы воздуха проскальзывали между стенок горла и того жесткого комка, привкусом напоминающего мокрую тряпку, что занимал все место.
Глотать было больно, но глотать приходилось. Слезы душили.
Варвара боялась этой ночи. Ночь прошла. Но страх остался, как остаётся запах дождя после ливня.
Ветер выводил новые узоры в тех местах, которых касался князь. И Варвара, вспоминая его поцелуи, его пальцы на коже, вздрагивала и замирала. И дрожь в её теле на минуту прекращалась, чтобы начаться заново ещё сильнее, ещё больнее.
Варвара не могла найти в себе сил, чтобы развернуться и натянуть на себя одеяло. Даже на слезы не оставалось сил, но они все равно продолжали течь, словно выкачивая из колодца последние капли, забирая все, что осталось. Все, кроме воспоминаний и следов.
И пусть бы сейчас вернулся князь, увидел её такой, разбитой, сломанной, лежавшей на горе из ледяных осколков, которые стоило бы собрать, да не хотелось, Варваре не было никакого дела до них.
Ей хотелось лишь исчезнуть. Не умереть. Для того, чтобы умереть, надо приложить усилия. И снова чувствовать боль. Варвара же мечтала просто не существовать, чтобы боги стёрли ее со страниц истории.
Ей не было страшно оказаться в пустой темноте. Эта вечная ночь неласкова. Она убивает душу. Но именно там Варвара видела своё место.
Сердце билось так сильно, что, казалось, сейчас лопнет и рассыпется на тысячу алых огней.
Ну, и пусть. Пускай оно слепит, пускай освещает. Лишь бы прошла эта боль, пронизывающая все тело, сковывающая его, такая, которая по силе напоминает длинную, нескончаемую ноту, с каждой минутой становящуюся только громче и ярче. Лишь бы прошла эта боль, не оставив ничего после себя.
Так прошла, как сделала это в прошлый раз. Ведь в прошлый раз было хорошо.
Если боль несёт за собой чувства, если чувства несут за собой боль, нужны ли они вовсе?
Но где-то там, в мирке, невидимом посторонним человеком, девочка с толстой смоляной косой с упорством, закусив губу, пыталась собрать осколки в ледяную крепость, разваливающуюся и таящую в руках. Она кричала на все то подпространство, в котором обитала: «Я сильная! Сильная! Сильная! Сильная!». Только никто не слышал и не хотел услышать этот срывающийся голос, полный паники и подбирающегося истерического смеха.