Отец не заступился за неё. Это правильно? Разве папенька не должен говорить о том, что его дочь хорошая? Этот гость ведь не настолько влиятелен, чтобы отец терпел его унижения. Тогда почему он позволил оскорбить ее?
- Вы грубы, мистер. Извинитесь, - сложив руки на груди так, как делал это отец, уверено и членораздельно проговорила девочка. Нянюшка учила так отвечать тем, кто ее обижает.
- Стану я ещё извиняться перед какой-то малявкой.
- Я ответил на твой вопрос, можешь идти. У меня есть дела важнее.
«Курить трубку с этим человеком? Это важнее, чем я?» - хотела спросить девочка, но не спросила.
Сделала книксен, поблагодарила отца и развернулась. Выходя из комнаты, она беззвучно захлебывалась слезами.
Она обещала отцу не плакать. Перед ним она этого делать не будет. Нянюшка учила сдерживать обещания. И не плакать при посторонних.
Девочка будет вести себя вежливо, мечтая сжечь на костре… как там ее… только неделю назад няня рассказывала о ведьмах… на церковном костре, в общем, сжечь противного гостя.
Но плакать она хотела даже не от того, что нянюшка бросила ее. Нет, нет, она не могла. Она хотя бы предупредила бы. Отец сказал так, чтобы отстала.
Плакать хотелось из-за грубых слов гостя, из-за того, что папенька не поддержал ее, не остановил этого плохого мужчину. Он ведь просто ее выгнал. Обидел и выгнал.
Девочка в очередной раз всхлипнула.
Два часа назад отец хлопнул входной дверью.
Практически все это время девочка бродила по дому, заглядывая во все комнаты, надеясь найти хоть какой-нибудь след нянюшки – оставленный платок, оброненную записку. Она спрашивала у слуг, не знают ли они, не видели ли. То, как кто-то смущенно отводил взгляд, девочка не замечала. Разве могла заметить она бегающий взгляд, пальцы, мнущие подол, если не слышала даже сказанных слов, если убегала сразу же после «ох, не зна…», не дослушивая ответа?
Мысль о том, что няня не могла так просто уехать, не разбивалась ни о поступки и слова отца, ни о качания головой горничных.
Няня точно говорила девочке что-либо. И даром, что она не помнит. Может, в то время она только проснулась или занималась чем-то другим.
Да, нянюшка точно предупреждала. И в ее спальне точно ещё остались вещи, - девочка сама себя в этом убеждала, уверенно вышагивая по ковру
Но, толкнув дверь так аккуратно, будто открывала ветхий фолиант, она зашла в спальню няни и увидела лишь серую комнату, полупустую, с укрытую белыми тканями мебелью. Двери шкафа кто-то распахнул, положив на нижнюю полку белый порошок, вероятно, отраву то ли от клопов, то ли от мышей.
Ну, тогда, вероятнее всего, нянюшка просто перенесла вещи в другую комнату перед отъездом. Так думала девочка, маленькая в большом полупустом доме. Она стояла, окружённая стенами, с улыбкой, вымученной, выжатой из последней надежды.
Высокие потолки с каждой минутой казались все ниже, ниже, ниже, спустившимися к самой макушке. Коридор будто сжимался в вентиляционный ход, вентиляционный ход - в мышиный туннель.
Никто, совершенно никто не знал, где нянюшка. Ни в одной комнате не было ее следов.
Все время до четырехчасового чая девочка бродила по дому, тщетно заглядывая во все углы, но не теряя надежду.
Солнце касалось крыши церкви Акатоша и отражалось в витражах, добавляя зелёных и желтых красок в розовеющий город. На улицу вышел пыльный человек в кожаной шляпе, заскрипели и засияли ножи в руках точильщика, ребятня бежала за медником. Девочка, дождавшись, когда пугающий ее хламовщик с шевелящейся бородой, скроется в конце улицы, вышла за дверь. Ее кудряшки уже распустились и превратились в усы винограда. Прижав к груди рукой деревянную лошадку, она шагала по мостовой. Ветер дул с моря, опуская на глаза лохматые пряди и скрывая сидящие на ресницах слезы.
Нянюшка, няня, где ты? Няня…
Девочка оглядывалась по сторонам, закусив нижнюю губу.
Где же ты можешь быть?
Этого ребёнок не знал. Она бродила по улицам, сворачивала в подворотни и выходила из них в совершенно незнакомых местах. Никогда прежде ей ещё не приходилось находится на улице совсем одной. И как садилось солнце, так и затухала последняя надежда.
- Нянюшка, ты, правда, уехала? – много раз девочка в мыслях задавала этот вопрос.
Она заблудилась, и вера в слова отца росла. Он ведь купец, купцы отвечают за сказанное.Так отец говорил правду? Но…
Нянюшка никогда не рассказывала девочке, есть ли у неё родные в столице, откуда она сама. Воспитанница знала только, что дочь няни учится в пансионе. Но в каком?