Варвара кивнула и ушла дальше идти, а точнее плыть, скользя пустым взглядом от одной вазы к другой, от портьеры к портьере.
Одни комнаты были светлыми, другие тёмные. Одна переходила в другую или в коридор.
Крутя в руках булочку, о которой тут же забыла, как и о поварихе, Варвара брела по мягким коврам, которые приглушали ее шаги.
Ей было ни скучно, ни интересно, ни холодно, ни жарко. Одно сплошное безразличие заменило привычную скуку. Безразличие к интерьерам, к торговле, к самой себе. Какое платье бы сейчас не подсунула бы Варвара служанка, она бы надела его, не разбирая мятое или нет, белое или цветное.
Она выбрала первую попавшуюся комнату, дверь в которую располагалась в середине коридора.
Спальня в свете четырехчасового солнца казалась серой. Тот, кто лежал на кровати, мог, не вставая, увидеть из окна вишневое дерево, в эти дни сбрасывающие последний цвет, и лес, за лесом реку и далеко-далеко горы. Высокие настолько, что скрывали границу. В тех краях жили лишь кочевники, да редкие горцы, верующие в ледяных духов, живущих на вершинах.
Эти края Император любезно отдал лорду Кавердиш, который, не задумываясь о том, что в гора почти всегда есть источники и руды, оставил земли существовать без присмотра.
Ещё два месяца назад Варвара думала об этом, как о нерациональном поведении, сейчас же, она сидела на стуле, около окон и двери на балкон, и смотрела в даль, как сливаются вершины с облаками.
Так проходили дни. Мысли прибегали утром после пробуждения, но тут же прятались в страхе.
Варвара не хотела думать о том, какие вопросы, проблемы висели в эти минуты на ней. Не хотела вспоминать ту ночь.
Она все время пыталась сжаться в маленький комочек, настолько маленький, что еще чуть-чуть и он исчезнет.
Князь все это время не выходил из кабинета. И завтрак, и обед, и ужин слуга приносил ему сам. Если бы не Марта, хозяева дома не питались бы совсем и не только из-за того, что никто бы не готовил, но ещё и из-за того, что они бы забывали просто выходить из комнат к приему пищи.
В первый день Варвара сидела одна в белой длинной столовой и перекатывала горошек с одной стороны фарфоровой тарелки на другую. В последующие дни она не выходила из комнаты.
Ее внимание не привлекали причитания Марты: «Княгинюшка, о себе не печётесь, так подумайте о детеночке. Небось вся в столице ныне бледнющие, худющие. А ежи и так, то князюшка же не собака, ему здоровая жёнушка нужна, чай дитя выносить надобно». Что там причитания, Варвара не заметила, как уехал из поместья князь, приказав писать ему и вызывать врача, если что случиться. То, как сменялось солнце дождем, а дождь солнцем молодая женщина уж точно пропустила.
Так прошла первая неделя, в конце которой, после ужина, Марта все-таки выгнала Варвару на улицу.
Лишь от того, что разницы идти или стоять не было, она пошла в тот самый лес, который видела и не замечала все это время.
Солнце сползло вниз по небосводу к самому горизонту, смущенно пряча лучи. Оно поняло, как сильно парило днём, мешая дышать даже в доме. Луна пряталась в тени ещё светлого неба. Она и некоторые редкие, самые яркие звёзды ожидали той минуты, когда настанет их час блистать.
В парке, в который пошла Варвара лишь бы не находиться в неуютной пустоте классицизма, была та самая лучшая погода, когда вроде ещё жарко, но дышится свободно. Не думая о том, что может потеряться, Варвара брела по дорожке, вытоптанной неизвестно кем.
Между деревьями проникал последний свет, выделяя прожилки листьев ещё до того ярки и сочных, что те казались нарисованными. Уже через месяц они потемнеют.
Песню, исполняемую тонким, детским голосом, подхватил ветер и нёс по всем ближайшим окрестностям. Варвара пошла на звук.
Строчки легко пробиралась сквозь часто-растущие ветви и летели далеко-далеко, забирая с собой частичку души того маленького человечка, который жил в эти минуты песней.
Голос ломался, то резко перепрыгивая с высоких нот на низкие, но вырывался яростно, страстно, вдыхая как можно больше соленного воздуха океана, пыли степей, запаха мокрой земли и грибов в лесу.