Даже ночью на улице воздух был жарким. Прислонившись спиной к колонне, Варвара смотрела на звёзды. Она мысленно соединяла их в созвездия, отмечая, что до сих пор помнит, как какое выглядит. Птицы не умолкали даже ночь. Один соловей начинал партию, его подхватывали другие, и звук, переливаясь и перекатываясь из одной ноты в другую, из одного звука в другой, напоминал Варваре детство.
Как-то, в тот час, когда маленькой Варри пора было спать, она не хотела. Она выбралась из постели и подобралась к двери кабинета отца, которая в то время оказалась открыта нараспашку.
Девочка лет восьми разглядывала папеньку и его гостя. Этот гость пугал, может быть, от того, что лица его Варвара не видела, зато видела в ворохе серой одежды кинжал и тонкую, серо-синюю кожу.
И все же, в эту минуту Варвара вновь почувствовала себя как раньше. Ей так хотелось обнять паненку, и это чувство закручивало клубок из других эмоций вроде радости и предвкушения тёплых объятий. Девочка выглядывала из-за косяка двери, стараясь быть незамеченной – папенька не любил, когда его отвлекали от работы.
Отец не видел девочку, но его гость, вполуха слушающий вдохновлённую речь купца, чуть дергался в сторону, когда Варри поддавалась вперед. Он не показывал, что замечает ее, но Варвара все время пряталась за стену, когда слышала шорох подола по полу. Шорох, о котором даже не догадывался виконт, слыша только свой голос.
Голос, который смешивался с пением птиц, влетающего из открытого окна. Он перекрывал тонкие, чистые звуки визгом поросёнка, который вырывался из купца всегда, когда он распылялся по поводу какой-либо идеи.
Варвара не помнила, сколько она сидела около двери, слушая звуки голоса папеньки, но даже не пытаясь понять, что он говорит. Она помнила лишь, как у неё закрывались глаза, но она упорно потирала их куличками в надежде, что дождётся той минуты, когда отец освободиться.
Отец освободился. Но захотел ли он слушать хоть слово дочери? Увы. Гость, скрывавший лицо под капюшоном, хмыкнул, когда проходил мимо Варри. Она уже сползла по стене, и, облокотившись на неё, из последних сил боролась со сном. Смотря через полузакрытые глаза на незнакомого человека, Варвара чувствовала его интерес к ней, но не знала по какой причине, догадываться же у неё не было сил.
Гость ничего не сказал и ушёл, но отец увидел, как тот остановился, и помрачнел.
Боль и обиду чувствовала девочка, когда отец вместо долгожданных объятий и ласки, ударил ее, да так сильно, что Варри отлетела к стене. Ударившись затылком о шкаф, она закусила губу, чтобы не заплакать, но слезы сами стекали по щекам.
- Ты забыла, что я тебе говорил? Я могу повторить, - опускаясь обратно в кресло, произнёс мужчина, который уже обзавёлся первой сединой, пока ещё худой и смуглый, - не смей приближаться не то, что к моему кабинету, не смей выходить из комнаты, когда у меня кто-то есть.
Варри смотрела широко распахнутыми блестящими глазами на папеньку, ожидая извинений или легкой улыбки, которую, правда, видела всего несколько раз за последние полгода. Нет, может быть, отец улыбался чаще. Она не знала, она слишком редко видела его.
Отец не подходил, не помогал встать, не гладил ее по волосам. Он все так же стоял около кресла, сверля взглядом девочку.
Варри, вдохнув и прикрыв глаза, поднялась по стенке:
- Прощу простить мою… - начала бормотать она, вспомнив, что говорили молодые леди на приемах, где она несколько раз бывала с отцом, но не смогла подобрать слово, сделала книксен и вышла.
Лицо отца, выражавшее только ожидание чего-то необходимого настолько сильно, насколько необходим ром пьянице, последнее, что запомнила Варвара с того вечера.