Потолок, обои, мебель дома лорда Кавердиш кружились и плыли. Держась рукой за стену, Варвара перебирала ногами. Цоканье каблуков звучало блекло и редко.
- Миледи, вам плохо? – горничная, которая спешила куда-то, остановилась. Варвара лишь покачала головой. Она сама не поняла то ли согласилась со служанкой, то ли нет, - я позову милорда. Сейчас. Подождите немного. Постойте у стены.
- Все в порядке, - ответила ей леди Кавердиш. Она сама удивилась, когда голос прозвучал привычно холодно и уверенно, только Варвара не могла понять, насколько громко – уши закладывало.
Девушка, все время оборачиваясь, убежала.
Княгиня вошла в дом вместе с боем часов. Они прозвенели шесть раз. Время ужина. Ужина, на который леди опаздывала и грозилась вообще не попасть.
Она все не могла найти лестницу, пройтись по второму этажу до комнаты и сменить пыльное платье на чистое. Вокруг были лишь силуэты и пятна. Варвара несколько раз уже натыкалась на мебель.
Казалось, что легкие слиплись и воздух в них подожжен. Этого воздуха переставало хватать. Мир вокруг превращался в образ с карусели-лошадок.
Леди не почувствовала, как стала оседать на пол. Последнее, что она услышала перед тем, как темнота начала сливаться со звоном, было:
- Миледи… Милорд, я не знаю, что…
Ответа Варвара уже не расслышала. Она только почувствовала, как ее окружил запах жаренного миндаля, огораживая от всего остального мира.
Мушки, мельтешащие перед глазами, исчезали. Вместо них первое, что увидела княгиня, были взволнованные серые глаза. Она вглядывались в каждую часто лица: в растерянные глаза, в дрожащие, приоткрытые губы, волоски бровей.
- Что случилось? – спросил князь, держа на руках Варвару, ограждая ее от всего мира.
Голос его, мягкий, ласковый, был тем, которым говорят только с некоторыми людьми, теми кому доверяют, кого считают достаточно близкими, вхожими за личные границы и в сердце.
Варвара слышала такое только у нянюшки, и чувствуй себя лучше, наверняка бы задалась вопросом, с чем связаны подобные изменения в отношении к ней лорда Кавердиш.
Но сейчас она лишь лежала на его руках неподвижным, отяжелевшим мешком. Прикрыв глаза, она слышала размеренное чужое сердцебиение. Но даже в таком состоянии, близком к обмороку она осознавала, что нарушает свой образ, ломает саму себя, но не могла сдержаться и не допустить этой слабости. Она чувствовала себя одиноким человеком, наконец нашедшим свой дом.
Брр, наличие подобных мыслей заставляло Варвара сглатывать и мотать головой – лишь бы они исчезли. Какой ребёнок, какой дом?
От движения головой мир снова закружился. Леди спрятала лицо на груди князя.
- Варвара? – спросил князь.
- В глазах темнеет, - прошептала она.
- Потерпи немного, - с той же громкостью сказал он.
Варвара не знала, что делал князь, сколько времени она провела у него на руках. В глазах снова темнело. Очнулась она уже совершенно одна в комнате, на первый взгляд незнакомой. Книжные шкафы, высокое окно, письменный стол. Это был кабинет, тот самый, в котором Варвара согласилась уничтожить свою жизнь.
Варвара и не вспомнила бы о том, что ещё совсем недавно ее качало, будто бы в карете на проселочной дороге. В горле оставался ком, но он не вызывал сиюминутного желание бежать в уборную.
Леди сидела на софе и оглядывала комнату. Окно, сквозь которое виднелся залитый золотом сад, привлекало Варвару прежде всего. Там, за стеклом, птицы издавали звуки, будто бы и не обращая внимания на не спавшую даже вечером жару. Где-то в траве, в стволах, на листве копошились насекомые. Княгиня пыталась понять, почему вокруг нет ни единого видного признака жизни. Но мысли в голове летали, словно конфетти, выпущенные из хлопушки.
Стол, за которым в прошлый раз сидели они с князем, занимал в комнате место, такое, что из окна его не было видно. И хотя свет солнца или луны вряд ли попадал на рабочее место и, наверняка, приходилось жечь много свечей, особенно зимой, Варвара понимала, почему именно так построили этот кабинет. Учитывая род своей службы, лорд Кавердиш знал, что застрелить его могут, где бы то ни было, даже в собственном доме.
Стены кабинета облепили открытые шкафы с папками. Толстые и не очень, потрепанные и будто бы не тронутые ни разу, каждая из них имела свой номер. Но кроме двух цифр и буквы на них не было ни единого слова.
Варвара не понимала, почему именно в эту комнату принёс ее князь. Да, дверь в кабинет была самой ближайшей, но ведь и одна из гостиной находилась за углом, в шагах двадцати пяти – тридцати. Совсем близко.
Только волнующийся человек поступит по первой пришедшей в голову идее, каким бы нелогичным она не было. Но князь ведь не мог беспокоиться о ней. Да не могло быть, чтобы она была кому-то важна настолько, чтобы подвергнуть себя самого риску критическому для службы и жизни – допустить чужого человека в комнату, где хранилось то, о чем многие даже представления не имели.
Здесь, где-то в ящиках, хранилась переписка с ее отцом.
Варвара смотрела на дверь, закусив щеку изнутри. Как давно ушёл князь? Сколько его ещё не будет?
Да и все находившееся в комнате принадлежало не ей. Она не стала бы трогать чужие вещи. Нянюшка так учила.
Но конкретно эти папки, конкретно эти ящики могли сделать то, что не смогло бы ничто другое – дать подсказку, если не ответ. Отец. Точно, Варвара была уверена в этом, в этой комнате есть что-то, что хотя бы намекнёт на мотивы отца в ее замужестве и в его исчезновении.
Найти отца важнее, чем придерживаться нянюшкиных советов. Правда ведь? Ну и что, что эти советы стали для княгини жизненными заветами. Ну и что, что Варвара сначала придерживалась их, а уже потом законов Империи.
Что же, что же делать? Она предаст себя, но спасёт отца. Он ведь может быть в каком-то темном подвале, как в том сне, или на дне сточной канавы. Она не может, блюдя верность принципам, хоть когда-нибудь так близко, как сегодня, подойти к решению проблем.
Сколько не будет князя? Он мог как уйти на несколько минут, чтобы отправить кого-нибудь за доктором, так и поехать самому. Неправдоподобно, конечно, но мало ли, что ещё могло быть в голове человека, оставившего её в сием важном месте.