Варвара шла, сжимая в руках бумаги, по длинному серому коридору, по обеим сторонам которого были железные двери с маленькими решеточками. Каблуки ее туфель отстукивали ритм, и вслед за ними, за каждой из дверей звучало шуршание, словно там сидели крысы, а не люди. И Тени, подпирающие стены собой, провожали ее взглядом.
В начале коридора, около высокой решетки стоял лорд Кавердиш. Варвара оглядывалась на него, но, встретившись с взглядом, как бы спрашивающим «Все хорошо?», мотала головой и отворачивалась.
Здесь уже четвертый месяц сидит ее отец. И ей самой говорить с ним. Ей самой, одной.
Дойдя до нужной камеры, она остановилась. Колени дрожали, ладони вспотели.
Что стало с ее когда-то почти здоровым, сильным отцом, которого, бывало, да пыталась женить на себе не только вдовы, но и молодые купеческие дочки. Точнее не они сами, а их заботливые маменьки.
Варвара выдохнула и кивнула. Тень, ожидающий её жеста, бесшумно скользнул и отпер замок. И он же толкнул дверь и подал свечу.
Она шагнула и закашлялась от того, насколько душным, спертым оказался внутри воздух.
- У вас пять минут, миледи, - отчеканил Тень и, прикрыв дверь, скользнул назад на своё место.
- Я знаю.
Януш сказал об этом. А ещё он добавил, что подобное свидание на самом деле невозможны. И дело здесь даже не в том, что в камерах сидят преступники, а в том, что преступники эти были исключены из жизни. Их больше нет ни для друзей, ни для родных, ни для их подчинённых и начальников.
Отец сидел на полу, на циновке, и палочкой травы, вытащенной из той самой циновки, тыкал куда-то в пол. В камере горел лишь один маленький, бледный огонёчек над самым потолком. Он выглядел, как светлячок. Только был грязно-желтым то ли из-за той жидкости, что сжигалась, то ли стекло лампы закоптилось настолько, что не было больше прозрачным.
Мужчина на полу обросший, с поблескивающими в свете свечи, сальными волосами, фурункулами на лице и бедными, почти синими губами, на которых в уголках запеклась кровь, поднял взгляд и долго не мог сфокусировать его. Бледные глаза будто и не видели яркого светам и того, что стоит за ним.
- Отец, - выдохнула Варвара и вздрогнула, когда услышала хриплый голос, прерываемый кашлем.
- И ты пришла только сейчас? – спросил ее отец вместо приветствия, вместо ее имени. Вместо радости от того, что он видит дочь, в его хриплом, почти обеззвученном голосе звучал упрёк. И Варвара поняла, что спрашивать, почему он выбрал месть, а не ее, не имеет смысла. Он сам ответил своим тоном, тем, как повёл себя при встрече. Наивно было надеяться, что он будет рад ее увидеть. Если отец когда-то и любил ее, то до того, как она стала для него инструментом отмщения, - не знал, что сюда приходят.
Варвара протянула документы и перьевую ручку.
- Договор на передачу прав владельца компании мне, - пояснила она, старясь говорить отрешенно. Потом она прореветься в камзол князя. Сейчас она купец, сейчас она должна помочь всем тем, кто зависит от ее и ее отца. Через два месяца виконт признается мертвым. Но за это время компания понесёт убытки, сравнимые краху. Да и кто знает, что именно отец вписал в завещание. Ожидать можно было всего.
Сие решение далось Варваре не то, что с трудом: она сжимала зубы, слезы текли по ее щекам, она пыталась сделать хоть что, только не идти к отцу в последний раз с тем, за что он станет проклинать ее. Она не хотела в их последнюю встречу быть купцом, холодной, сдержанной леди. Она хотела быть просто дочерью, обнимать его и говорить, что ей его будет не хватать. Не смотря на то, что он сделал. Не смотря на то, как он относился к ней все эти годы.
Только ироничная улыбка искривила губы виконта Ране. Он хотел что-то ответить ей, но закашлялся и на руке его, которой он прикрылся, размазалось пятно крови.
Варвара на секунду задохнулась. Чахотка. Она хотела стянуть свою шаль, накрыть его плечи, найти лекарство, привести к нему отца. Только оставалась стоять на месте, смотря вперёд и сжимая зубы.
Виконт оттер руку о пол и второй взял бумаги. Он начал вглядываться в текст, и Варвара поднесла свечу ближе. Но он оттолкнул ее и сразу перелистнул на последнюю страницу. Черканул подпись он так, словно хотел избавиться от бремени как можно скорее. И бременем этим было не его детище, а то, что он отказывается от него, что уже не важно, что там в договоре – он все равно не выйдет из этой сырой, холодной камеры.
-Все закончилось, отец, - ответила она ему и прежде, чем уйти проговорила дрогнувшим голосом, - я счастлива быть твоей дочерью. Спасибо
Не важно, что он использовал ее, что продал. Не ей судить. Он воспитал ее и сделал такой, какая она есть. Он ее отец.
Она вышла. И, возвращаясь, не пыталась вытереть слезы.
Она устроит дела так, чтобы компания работала без ее присутствия. Станет ли ей гордиться отец? Вероятно, нет. Она бросит то, что он считал смыслом жизни.
Но у неё он другой. Понять себя, слушать себя, стать собой настоящей – на это понадобиться целая жизнь. И она посвятит ее, находясь рядом с теми, кто поддержит ее в этом поиске.