Наконец он отчетливо спросил князя, согласен ли он стать мужем, потом ее – стать женой.
И ее короткое «Да» прозвучало тихо и даже не отскочило от голубоватых стен. Она замерла. Она, действительно, станет чьей-то женой? И что это значит? Как сие произошло так скоро, когда она ещё не успела сделать ничего?
Нет, не великой любви она ждала. Она просто хотела стать настоящим купцом, самой, без отца, вести дела. Даже о гильдии не мечтала.
Она ведь и не собиралась замуж. Только выходит. Дав согласие. Сама. И будет жить с этим человеком под одной крышей, будет делить с ним постель, которому должна родить наследника и чьих детей будет воспитывать. Детская комната, плач ребёнка, потные, волосатые ноги, ее обрюзгшее тело заместо воплощениям целей.
Всю волю пришлось собирать в две буквы, чтобы звучали они уверенно, холодно, привычно. Без дрожи, как бывает на грифе гитары. Без страха, что заставляет сердце замирать после ночных кошмаров.
-Да, - повторила она. И почувствовала, как защелкиваются кандалы на запястьях. И хоть она справилась с чувствами быстро. Она не смогла изначально сдержать их. И взгляд лорда Кавердиш, подозрительный, пытающийся понять не послышалось ли ему и, если нет, что это значит, был подтверждением ее промаха.
Так она стала замужней. Пожалуй, слишком скоропостижно. И что, спрашивается, делать теперь?
В карете было душно, жарко, и, вдобавок к этому, подушки пропитались запахом князя. Тугой корсет сдавливал грудь, и Варвара чувствовала, что задыхается и что её мутит. И что из всего было хуже всего, она не могла решить. Карета стояла уже полчаса, продвигаясь на две секунды дребезжания колёс каждые пять минут. Вот ещё одна причина, почему Варвара не любила Столицу и бывать на главной улице в экипаже, даже в двенадцать часов ночи. Затор на дороге. Постоянный затор, в котором не то, что находиться невозможно, в котором хочется самому себя застрелить, только бы все это закончилось.
На предложение Варвары оставить экипаж где-нибудь за ближайшим углом и дойти до дома пешком кучер ответил отказом. На просьбу отвезти до дома отца тоже. И единственное, что она смогла выторговать – это остановить у первой попавшейся модистки. Как же это она, уважающая себя леди, может демонстрировать дурные манеры и предстать перед мужем вечером в платье, в котором была утром.
«О, прощу тебя, не убивай мою женскую гордость» - сообщила она кучеру с подверженным, отчаянным видом.
Надо было Варваре увидеться с отцом и, если ради этого придётся купить ещё одно готовое платье, она сделает это. Должен же виконт Ране обьяснить ей хоть что-нибудь, хотя бы как она должна вести себя с князем. Она ведь, действительно, не понимает. Только в конце нынешнего года отец разрешил ей заключить договор с аристократом. И она ждала этого, читала дворянскую родословную книгу, над которой гувернантка заставляла ее сидеть часами. Варвара же в это время клала сверху другую, по экономике из домашней библиотеки.
Но сейчас оставалось только вариться в деревянной посудине и надеятся, что в доме князя ванная работает исправно. На козлах сидеть было ещё хуже. Шум, не просто рокот или та сдержанная, вежливая беседа в салоне, происходящая на каждом углу, чьи звуки мешаются с другими такими же. То был гам, хаос, словно и в курятнике каком-то. Вдалеке кричал дорожный полицейский, возмущались и кричали друг на друга кучера, где-то надрывался ребёнок и к нему присоединился ещё один, залаяла болонка и попыталась скинуть хозяина из открытого экипажа, заметив кошку. И вокруг запахи пота, лошадей, чужих духов. Филиал преисподней открылся на главной улице города.
И Варвара ожидала, что скорее пойдёт дождь, хотя на небе ни тучи и в мае едва ли наберется два-три пасмурных дня, чем кто-то дёрнет ручку кареты и решит сесть в неё.
- Что вы себе позволяете? – спросила она, смотря, как близко к дверям устраивается человек. По фигуре, по пальцев, едва выглядывающих из-за рукава своей она выглядела, как женщина. Только половину лица её скрывал серый, бесформенный балахон. Варвара видела только улыбку. Не искреннюю, не дежурную, которой принято обмениваться на приемах. Эта улыбка была предвкушающей, торжествующей… зловещей?
-Здравствуй, красавица.
Варвара повторила вопрос.
-Дело у меня к тебе есть, важное, - прошептала она. Тощая, словно стриженая овца, женщина смотрела на нее большими, бездонными глазами, под которыми туго набили синие мешки. Если прозрачные глаза князя заинтересовывали, хотя и пугали, от этих хотелось бежать далеко. Жуткое чувство незащищенности, беспомощности появилось в Варваре.