Костя мне пишет. Постоянно. «А у нас тут такой мужик интересный в палате… А ко мне утром отец приходил и сказал… А вчера… А сегодня…». Я игнорю. Если отвечу, выдавлю из себя только одно: «Костя, иди нахер». Мне же можно, да? У меня гормоны.
Зовет меня в гости. А я неадекватная же. Вот пройдет этот всплеск, и поеду. Наверно, даже не одна. Вместе с Никитой. Потому что не верю, что Костя успокоился: он просто через дружбу хочет ко мне снова подобраться.
А еще мне так интересно, как дядя Витя, Костин папа, до сих пор не в курсе, что творится у него под носом? Он что, слепой? Как же язык чешется, все рассказать ему. Но так нельзя. Или можно?
Имеем ли мы право вмешиваться в личные отношения других людей? Должен ли кто-то из тех, кто в курсе всего, что творится, выложить самую отвратную информацию окружающим? А если мы ее не выложим, то она же может сыграть против нас? Наши так называемые противники могут повернуть все так, что в лужу сядем мы. Короче, я в последнее время слишком много думаю. Меня будто резко заставили повзрослеть и решать слишком серьезные вопросы.
Никита ждет меня. Говорит, что даже небольшой ремонт сделал в своей комнатке. Обои переклеил, мебель покрасил. Ему предлагали, кстати, переселиться в нормальный дом (его, правда, топить пришлось бы самому). Но он уже признался своему начальству, что скоро свалит.
На приеме сегодня все были какие-то душки. Бабки мило улыбались и поддакивали. А в конце рабочего дня ко мне зашла главврач. И я прозрела.
– Добрый день, Виктория Александровна, как ваши дела? – спросила, улыбаясь, Наталья Марковна.
– Более-менее, – ответила я. Я вообще этой женщине стараюсь не врать, она нас насквозь видит.
– Мне тут пациенты ваши донесли, что вам через полгодика искать замену? – уже без улыбки продолжила главврач.
Мне стало жутко неудобно, потому что они на меня рассчитывали. Кстати говоря, сижу я тут тоже за декретницу.
– Пациенты с фиолетовыми волосами? – со вздохом спросила я.
- Они самые, – ответила Наталья Марковна. – А вообще я уже боюсь на это место кого-то брать. Ты третья, кто отсюда собралась в декрет.
– В смысле третья, – большими глазами посмотрела я на коллегу. – Я только про предыдущего терапевта знаю.
– До нее тоже ушла в декрет девушка. Сидит там уже пять лет. Недавно третьего родила.
Я закашлялась. Вот это программа максимум у нее получилась.
– Я только за одним схожу, чесслово, – максимально убедительным тоном ответила я.
Наталья Марковна засмеялась.
– Ну-ну, так я вам всем и поверила. Ладно, я тебя поздравляю. Но очень на тебя рассчитываю. Только вижу, что ты серого цвета прям. Если уж совсем тяжко – бери больничный. Или приходи прокапаться в процедурный к Маргарите Владимировне. Будь здорова, Виктория. Береги себя давай.
Я чуть не расплакалась. Настроилась на нагоняй, а меня пожалели.
– Спасибо, Наталья Марковна. Я постараюсь собрать все свои силы. Знаю, как тяжело бывает, когда хотя бы один терапевт выпадает из обоймы. А на мое место надо поискать мужчину. Уж они не уйдут в декрет, наверно.
– Ой, да какой мужчина сюда пойдет. Как только Алексей Петрович от нас не сбежал еще…
Кстати, подтверждать беременность мне пришлось у Алексея Петровича. Он так-то хороший специалист, УЗИ тоже делать умеет. В общем, посмотрели мы с ним на малыша, послушали сердечко… И пришлось ему вытирать мои слезы, потому что услышать впервые сердцебиение ребенка – это ну очень трогательно.
Алексей Петрович, правда, поворчал по поводу Никиты. Сказал, что парень у меня мутный. Мол, если будут какие-нибудь проблемы, приходи ко мне. Похоже, он думает, что отец моего ребенка – тот еще абьюзер. Пыталась ему что-то втолковать по этому поводу, но он смотрел на меня как на наивную жертву. Ладно, тут бесполезно оправдывать. Думаю, время ему покажет.
Глава 38
Никита
В общем, забудьте все мои слова о том, что Писаев – нормальный мужик. Он и вся его семейка, похоже, совсем съехали с катушек.
Угадайте, где нашли пропавшего теленка? У Олеси в огороде. Типа она этого теленка увела, сожгла его и кости в огороде закопала. Она ж ведьма, вот и жертвоприношения ей не чужды. А ритуальный костер из ее огорода видел… тадам! Николай!
Мляя, ну какая ересь. Я ржал, как конь, когда мне позвонила Олеська. И она тоже ржала. Потому что единственное, что мы могли сделать в этой ситуации, – это посмеяться.