— Я это тоже потом обнаружил. Там завалилось восемь свободно продаваемых бумаг на общую сумму восемь тысяч четыреста франков, о которых Шнеберг не знал. Я получал всего, девятьсот франков в месяц, а Шнеберг был так богат...
— Значит, вы их присвоили.
— Да. Некоторое время я выжидал,— Шнеберг ни о чем не спрашивал — и в конце концов продал. Но как нарочно, через два дня он их хватился. Он проверил свой сейф, не нашел бумаг и спросил меня, не обнаружились ли они случайно среди других. Я обещал проверить наличность.
— Вы не боялись, ведь у него не было на них расписки?
— В принципе да, но номера бумаг при операциях фиксируются. Если провести официальное расследование, то можно установить факт продажи их на бирже. Тогда бы мне не удалось спастись. Я признался во всем Валери.
— Вы уже были с ней знакомы?
— Да, около трех месяцев. Срок небольшой, но это не имело никакого значения. У нас всегда все было в порядке.
Эти слова поразили Мориса в самое сердце. Он сунул в рот сигарету и стал возиться со спичками.
Говоря о Валери Кулонж как-то успокоился. С прояснившимся лицом он продолжал:
— Может, вам смешно, но мы с Валери действительно были как две разделенные половинки, отыскавшие друг друга.
Но Морису было не до смеха. Он вздрогнул и резко произнес:.
— Ну, рассказывайте о девятнадцатом июля.
— В воскресенье после обеда я сидел у Морэ и беседовал с ним о криминальном романе, который тогда писал для него. Валери в тот день поехала к Шне-берту в Бьевр.
— Это вы ее послали?
Кулонж возмущенно выпрямился.
— За кого вы меня принимаете? — Затем пожал плечами и продолжил: — Верите или нет, но Валери отправилась, даже не предупредив меня. Она надеялась уговорить Шнеберга взять за бумаги деньги и на этом дело закончить. Однако ей ничего не удалось. Он был пьян, и, наверное, хмель ударил ему в голову. Во всяком случае, он начал приставать к Валери, и ей пришлось защищаться. Она ударила его тяжелой лампой, стоявшей на камине...
Остальное нетрудно было представить: Шнеберг упал с проломленной головой, а Валери запаниковала...
— Она от Шнеберга позвонила мне к Морэ. Я разволновался и доверился ему.
— И он отвез вас в Бьевр на своем «ягуаре». Но почему свидетель видел его одного в машине на заправочной станции?
— Он сперва высадил меня возле дома Шнеберга. Мы не знали, что Шнеберг умер, думали, просто потерял сознание. Надеялись, что из страха перед скандалом он не станет доносить на Валери. Но он был мертв: несчастный случай. Валери лишилась чувств, она вообще подвержена этому. Я тоже был сам не свой и не знал, что предпринять. Тогда я позвал Морэ, который ожидал нас перед домом.
Кулонж сделал паузу и заговорил опять:
— В тот раз Морэ впервые увидел Валери. С этого все и началось. Нам приходилось выполнять любые его требования, Морэ не советовал звонить в полицию, так как Никто не знал о присвоении бумаг и о визите Валери к Шнебергу. Они тщательно протерли лампу и поставили ее снова на камин, потом уехали в Париж.
Сначала я был очень благодарен ему, И только позже понял, что он поступил так не из благородства, а совсем по другим мотивам. Ну, вы представляете. За последние два года все его романы писал я. Морэ уже выдохся, он ничего не мог придумать. Морэ, мастер криминальной литературы, был мною. Но об этом ни» кто не знал, кроме тетушки...
— Я не могу на нее злиться,— с нежностью продолжал он.— Она желала мне добра, но, если бы не ее поступок, вы бы не услышали о моем существовании и не приехали в предместье Сен-Мартин. Валери, между прочим, попала туда впервые, как нарочно, когда вы были там.
Шаг за шагом Морис получал подтверждения всем своим предположениям.
— Но почему она так поступила? — спросил он.— Это ведь было легкомысленно. -
— Она приехала из-за черного «пежо», который преследовал вас. Он ее очень обеспокоил, и Валери непременно пожелала поговорить со мной. К сожалению, у меня нет телефона.
— Кстати о телефоне,— заметил . Морис.— Вы, уже потом, задним числом, вызвали туда остальных, чтобы появление Валери не показалось подозрительным, не так ли?
— Да, я это сделал, когда вы с Валери сидели в комнате тети. Я опустил в ящик конверт.
— Другие письма писали тоже вы?
— Да,— стыдливо признался Кулонж и тут же добавил:— Само собой разумеется, я не имел ни малейших намерений делать что-нибудь плохое вашей дочери.
— Зачем же вы угрожали ей?
— Я хотел снова направить полицию на поиски Дюпона. Валери позвонила мне в банк тотчас после вашего звонка.
— Итак, вернемся к Морэ.
— Вы понимаете, почему он выручил нас из затруднительного положения? — спросил Кулонж.— Потому что прежде всего преследовал свою выгоду. Он держал меня в руках с тем, чтобы я работал на него. Я был вынужден всю свою жизнь оставаться тайным автором, вкалывающим за другого. С этим я бы примирился и мог примириться еще со многим, если бы он не перенес свое вымогательство на Валери. Угрожая ей полицией и тюрьмой, он заставил ее сделаться его любовницей.
Кулонж встал. С высоты своего почти двухметрового роста он прибавил:
— Да, такой свиньей был ваш друг.
Морису невольно пришла на ум параллель: Валери и Изабель. Одну он запугал, другую заполучил посредством лживых обещаний.
— Валери много месяцев терпела и молчала,— продолжал Кулонж сдавленным голосом.— Но потом не смогла больше выдержать и все мне рассказала. Мы пришли к выводу, что он должен умереть.
Теперь рассеялся остаток тумана, и Морис неожиданно понял всю правду.
Сначала он видел все в ложном свете, поскольку не учел очень важного психологического момента, а именно — профессии главного действующего лица. Как убийца, так и жертва были авторами криминальных романов. Кулонж решительно заявил: «Морэ, мастер криминальной литературы, был мною».
Теперь стали понятны и слова Валери, испуганной появлением фальшивого Дюпона.
— Дюпона не существовало,— сказал Морис.— Вы его просто придумали, чтобы направить полицию по ложному следу.
Морис не нуждался ни в каких подтверждениях Кулонжа. Он теперь точно знал, что рукопись Даниеля была обыкновенной липой.
— Вы написали рукопись, а Валери нарисовала портрет. Встреча Морэ с Дюпоном была лишь плодом вашей фантазии.
Кулонж кивнул.
— И когда вы очень искусно перемешали выдумку с правдой,— продолжал Морис,— несуществующее стало казаться еще более вероятным. Морэ сам прибегал к обману, разговаривая со мной и спрашивая о Дюпоне. Вероятно, он делал это по просьбе Валери?
— Да. Тогда она еще сидела дома. Она заявила, что ей требуется эта информация для рекламного агентства. Конечно, Морэ не имел понятия, что сам подготавливает свою гибель.
В цинизме Кулонжа не было и тени раскаяния. Он добавил деловым тоном адвоката, объясняющего условия контракта:
— Мы предварительно обо всем договорились.
— Но все же Валери очень рисковала,—заметил Морис.
Он имел в виду рукопись, портрет и все прочие пункты, в которых она была сообщницей.
— Вы ее — или она сама себя — поставили в опасное положение.
— Нападение — лучший способ защиты,— пожал плечами Кулонж..
— Все же для нее было, безопаснее совсем не впутываться сюда.
— Практически это было невозможно. Рано или поздно полиция обратила бы внимание на ее связь с Морэ.
Морис неохотно согласился с ним. Когда он передал рукопись комиссару на набережной Орфевр, тот объяснил, что вызвал бы Валери уже на следующий день. Не имей комиссар других отправных точек, он, естественно, стал бы расследовать возможность столкновения между любовниками.
— Полиция должна была с самого начала увериться в том,— вновь с воодушевлением заговорил Кулонж,— что это дело рук сумасшедшего.
Его глаза опять наполнились жизнью, и в них сверкнуло нечто похожее на гордость: видимо, он позабыл, в какой ситуации находится: