Лейтенант полиции .предложил посетителям два неудобных стула, а сам, наполненный сознанием собственной значимости, уселся за письменный стол.
— Здесь у меня результаты нашего расследования,— заявил он, хлопнув ладонью по папке.— Можете распоряжаться ими.
Фушероль прибыл сюда незадолго до Мориса и еще не успел ознакомиться с документами. Недовольно скривившись, он сказал офицеру:
— Сперва сами сделайте краткий обзор.
— Расследование проводилось до июля прошлого года. Конкретнее, до двенадцатого числа.
Точность оказалась неотъемлемым свойством лейтенанта, который перед беседой наверняка внимательно изучил бумаги.
Пятнадцать месяцев назад в воскресенье после обеда в Бьевре случилось происшествие, взволновавшее весь округ. Некий Давид Шнеберг был убит на своей вилле. Шестидесятивосьмилетний старик владел кожевенным предприятием на площади Оперы в Париже. После смерти жены он жил один.
Девушка-служанка нашла его труп в понедельник утром.-
— Разве она жила не на вилле?
— Да нет, на вилле. Но по воскресеньям она всегда уезжала к родственникам в Сен-Уан. Алиби в порядке.
— Время преступления?
— По мнению судебного врача — воскресенье, между четырнадцатью и восемнадцатью часами.
— Орудие убийства?
— Череп пробит тупым предметом.
— Каким именно?
— Его не обнаружили.
— Мотив?
— Неизвестен.
Вопросы Фушероля были коротки и немногочисленны. Они касались только существа дела. Морис увидел комиссара в совершенно новом свете.
«Зачем, собственно говоря, он попросил меня сюда приехать?» — думал Морис. Оба случая, казалось, не имели ничего общего.
Так ничего и не сообразив, он вынужден был ограничиться ролью слушателя.
— Что-нибудь украли? — спросил Фушероль.
— Это не было установлено. Давид Шнеберг сам вел свои дела. Каждое утро он уезжал в Париж, а вечером возвращался в Бьевр. Если он и хранил дома крупные суммы или ценные вещи, то об этом никто не знает.
— Друзья, знакомые у него были?
— Увы, нет, он жил очень замкнуто.
— Любовницы?
— Тоже нет. После смерти жены он стал предпочитать выпивку.
— Подозреваемые?
— Свидетель заметил поблизости неизвестного за рулем «ягуара». Опознать его не удалось.— Полицейский развел руками, выражая свое сожаление.— Преступление до сих пор не раскрыто.
Фушероль иронически посмотрел на Мориса.
— Идеальное убийство или случайное стечение обстоятельств, благоприятных для преступника? Что это: особо выдающееся злодейство, или ему просто повезло? Подходящий случай для возобновления спора между Дюпоном и Морэ.
Морис промолчал. Лейтенант вежливо улыбнулся.
— Хорошо,— буркнул Фушероль.— Давайте перейдем к вашему свидетелю.
— Маноло Санчес, тридцати семи лет, испанский подданный, по профессии каменщик, проживает в Бьевре,— читал лейтенант протокол.— Женат, отец четверых детей, репутация хорошая. Здесь записаны показания, которые он дал в день, когда было открыто преступление.
Комиссар бегло посмотрел бумагу, отпечатанную на машинке, и протянул ее Морису.
— Ознакомьтесь.
Показания Маноло Санчеса, сформулированные участковым полицейским, выглядели сухими и безличными.
«В воскресенье 12 июля во второй половине дня я вскапывал свой огород, находящийся на улице Ферье. В 16 часов, закончив . работу, я сел на мотоцикл. Мне требовался бензин, и я поехал к заправочной станции Шелл на улице Сакле. Там была очередь, первым у колонки стоял красный „ягуар".
Я очень интересуюсь спортивными машинами, а этой марки еще не видел. От нечего делать я начал ее осматривать. Автомобиль был парижский, поскольку номер кончался цифрами 75: весь я не запомнил. За рулем сидел мужчина, пассажиров не было.
Залив бак, я пошёл в кафе. Находился там около получаса, не больше, Затем поехал домой. Двигаясь мимо дома Давида Шнеберга, я опять увидел „ягуар". Он стоял рядом с воротами сада, совершенно пустой.
Хотя на заправочной станции я хорошо разглядел водителя, но не смогу его описать. По фотографии узнаю определенно».
— Ну и что, узнал? — спросил Морис.
Полицейский кивнул.
— Да, вчера в газете. Санчес в коридоре. Позвать его?
— Да, немедленно,— ответил Фушероль и поднялся.
Полицейский подошел к двери и крикнул:
— Маноло Санчес!
В комнате появился темноволосый мужчина маленького роста с мохнатыми бровями и обветренным лицом. На нем была тесная праздничная одежда.
— Санчес,— произнес лейтенант,— расскажите, пожалуйста, комиссару то, что уже успели рассказать мне.
Испанец с серьезным видом развернул газету, которую держал в руках, положил ее на стол и проговорил с сильным испанским акцентом:
—-За рулем «ягуара» сидел вот он!
Толстым опухшим пальцем Санчес ткнул в портрет Даниеля Морэ.
Глава 12
Если бы флаг на плакате начал вдруг развеваться по ветру, Морис изумился бы не больше.
— Да, это был он. могу поклясться! —повторил Санчес.
Испанца поблагодарили, и он удалился, преисполненный чувства собственного достоинства и вполне уверенный в своем утверждении.
Комиссар закурил сигарету.
— Ну, Морис Латель, как вы это объясните?
Морис же вообще ничего не мог объяснить. Его мозг просто не работал. Не появись в газетах сообщений о смерти Даниеля, каменщик, вероятно, никогда бы не увидел его портрета. Таким образом, убийство Морэ дало возможность выявить его связь с другим преступлением годичной давности,
— Может, потому ваш друг и писал криминальные романы,— предположил полицейский.
— Нелепость! — возразил Морис.— Разве Санчес не мог ошибиться? По-моему, тут произошла путаница.
— Речь идет не только о водителе,— заметил Фушероль,— но и о самой машине.
— Вот именно. Морэ ездил на «триумфе».
— «Триумф» он приобрел за пять месяцев до кончины.— Комиссар заговорил своим обычным тоном.— Неужели вы не помните, какой автомобиль у него был прежде?
Морис подумал и ответил:
— Да, действительно «ягуар».
— А какого цвета?
— Красного.
— Ну вот! А красных «ягуаров» не так много.
Цвет, марки машины и личность водителя больше не вызывали сомнений.
Кроме того, «ягуар» стоял рядом с виллой Шнеберга примерно в семнадцать часов,— добавил полицейский. Потом заглянул для уточнения в протокол и продолжил: — Давида Шнеберга убили между четырнадцатью и восемнадцатью часами. Удивительно, не правда ли?
Морис почувствовал себя в мире Кафки. В обвиняемого неожиданно превратился не Дюпон, а его жертва.
— Но ведь Морэ тоже был. убит,— пробормотал Морис.
— Через пятнадцать месяцев после того, как он прикончил Шнеберга.
— Все это еще не доказывает вину Морэ.
— Согласен. Пока приходится ограничиваться предположениями. Но их следует тщательно проверить.
— Разве оба случая как-то связаны?
— Неужели участия Морэ в том и другом вам не достаточно?
Даже абсурд имеет свою логику, Мориса, однако, она не удовлетворила. Бросающийся в глаза «ягуар» сперва стоит на заправочной станции, затем перед домом, где произошло убийство... Нет, тут и не пахло хорошо продуманным преступлением.
— Это все равно, что написать на дощечке «я убийца» и расхаживать по улицам, повесив ее на грудь,— сказал Морис.
— Речь может идти и о неумышленном убийстве,— возразил полицейский.— Предположим, Морэ находился в состоянии аффекта.
Фушероль согласился с ним:
— Да, сначала у него могло не быть злого умысла, а значит, и причин оставаться незаметным. Затем они повздорили, и случилось самое худшее.
— Для ссоры тоже должна быть причина,— заметил Морис.— Но какая?
— К сожалению, теперь Морэ уже ничего не расскажет. Как, впрочем, и Шнеберг,— вздохнул Фушероль. ,