Кроме того, он звонил Валери, приказывая молчать и угрожая смертью. В звонках он вообще, хорошо разбирался: сумел даже блокировать телефон Даниеля. Но почему-то лишь один раз. Ведь телефон был гораздо безопаснее для него: стоило только зайти в кабину...
— Я сидел у Валери, когда ей принесли письмо... Сейчас такое же доставили мне... Похоже, Дюпон прекратил грозить по телефону с тех пор, как я появился на сцене,— рассуждал вслух Морис.— Может, он боится, что я узнаю его по голосу? Как ни старайся закамуфлироваться, в голосе все равно останутся характерные особенности. Возможно, я бы различил их? А если...
Выводы настолько быстро сменяли друг друга, что Морис ничего не успевал додумывать до конца. Следующая идея буквально набегала на предыдущую. В рукописи Даниеля есть некоторые подробности, связанные с блокированием телефона. Морис поспешно перелистывал страницы, разбрасывая их по всей комнате. Он так нервничал, что строчки прыгали перед его глазами. Наконец он немного успокоился.
«...Но и теперь гудка не было. Он хотел уже положить трубку, как вдруг отчетливо различил там мелодичный бой часов с колокольчиками: ровно три раза. Значит, на другом конце провода находились часы, отстававшие на пятнадцать минут. После разговора с Даниелем там трубку не повесили, чтобы телефон был блокирован...»
Сперва эти детали казались Морису несущественными, но теперь он увидел их в ином свете. Ибо если преступник входил в круг знакомых Мориса, такое описание могло послужить обвиняющей уликой. У кого из его знакомых были подобные часы? Кто из них разговаривал низким бархатистым голосом генерального директора, как определил его Даниель?
Кто?
Телефонный звонок нарушил тишину.
— Алло!
— У вас нет новостей? — спросил Жан-Люк.— Я у друга. Сейчас съезжу еще к двум товарищам. Мы разделим работу на части. Не волнуйтесь, пожалуйста.
Но Морис волновался. Более того, он совсем впал в отчаяние. Полиция с ее громадным аппаратом ни на шаг не продвинулась в розыске. Разве не прав был Дюпон, изменивший заголовок интервью Даниеля на «полицейский — человек не интеллигентный»? Написав эти слова, он точно, насмешливо подмигнул публике.
А публика ему нужна, что засвидетельствовал сегодняшний вечер. Морис содрогнулся. Неожиданно ему показалось, что яркая вспышка света озарила тьму, в которой он пытался искать разгадку. Словно некий невидимый прожектор зажегся на миг и рассеял море мрака.
— Ему необходима публика, которой он может сочувствующе подмигивать,—произнес Морис чуть слышно.
Перед ним тут же, будто из-под земли, появился Милорд и внимательно навострил уши.
— Ему необходима публика, но подмигивать ей он может только в том случае, если она понимает, о чем идет речь. Следовательно, Дюпон знал, что нам известен мотив преступления. Рукопись Даниеля опубликовали в газетах два дня назад, и общественность уже ознакомилась с ней.
Вторая вспышка света пронизала тьму и озарила на сей раз другую область.
— Намеренно или невольно, но кто-то информирует Дюпона. Кто был тогда в курсе дел? Ясно, что не Кулонж и не его тетка: они в тот вечер впервые появились на сцене. Остаюсь я сам, Фушероль, Валери, Изабель и, естественно, Жан-Люк.
Круг все более сужался. Теперь, в борьбе за жизнь Изабели, Морис обязан настичь убийцу. Страх заставил его мобилизовать все свои духовные силы. Интуиция подсказывала ему, что решение загадки скрыто, в рукописи Даниеля и его собственному подсознанию требуется., лишь ничтожный толчок, как ответ будет найден. Эта идея побуждала его к лихорадочным размышлениям.
Облокотившись на письменный стол и обхватив голову руками, он снова и снова перечитывал фотокопию рукописи. Позвонил Фушероль, затем Валери. Хороших новостей ни у кого не было. Наоборот, они сами спрашивали его об Изабели. Морис опять углубился в чтение, внимательно изучая каждое слово, сравнивая, комбинируя, пересматривая абзац за абзацем, строчку за строчкой. Постепенно он убеждался, что стоит на правильном пути. Сознание этого успокаивало и возбуждало одновременно, точно ему оставалось лишь вспомнить некое слово, вертящееся на языке. Не хватало только мелочи, воспламеняющей искры, от которой пелена спадет с глаз. Стрелки часов под стеклянным колпаком откидывали минуты в прошлое. Кот заснул.
Звонок в дверь заставил животное вздрогнуть. Морис сразу вскочил. Полный надежды, поспешил он открывать, и сердце его застучало от страха и разочарования. Перед ним стоял Жан-Люк —один Жан-Люк.
Глава 14
— Я опросил всех наших друзей. Никто ее не видел.
С огорченным лицом Жан-Люк вертел в руках смятую шапку от дождевика и вытирал о коврик мокрые ботинки. Плачевный вид молодого человека, его неловкость, головной убор, с которым он не знал, что делать, врачебная сумка под мышкой, а вдобавок не-прекращающееся шарканье ботинок о коврик...
Сама собой напрашивалась ассоциация: приход Дюпона к Даниелю. Описание его было еще свежо в памяти Мориса:
«Гость тщательно вытирал ботинки о коврик. Его внешность совершенно не соответствовала представлению Даниеля. В первую минуту писатель даже засомневался, что стоящий перед ним человек и есть ожидаемый посетитель. Маленький, довольно хилый, под одной рукой он держал толстый черный портфель, а другой рукой прижимал к груди черную фетровую шляпу».
Теперь, как при цепной реакции, одна мысль порождала следующую. Приход Дюпона — уход Дюпона. А воспламеняющей искрой стала шляпа Жана-Люка.
— Входите! — произнес Морис и увлек юношу в кабинет.— Сейчас мне на ум пришло нечто крайне важное.
Казалось, будто воздух вокруг зарядился электричеством.
— Прочтите вот здесь, как Морэ описывал уход Дюпона.
Морис сунул рукопись Жану-Люку под нос и ткнул пальцем в нужную фразу.
«Тот поклонился и шагнул за порог.
— До свидания, месье Морэ.
Высокая немодная шляпа с широкими полями, в которой он казался еще меньше ростом, прикрывала теперь его лысину».
— «Прикрывала теперь его лысину»,— повторил Морис торжествующим тоном.— Соображаете,- что это значит? Выходит, Дюпон носил шляпу.
— Нуда,— отозвался Жан-Люк.
По лицу его было видно, что он не имеет ни малейшего понятия, куда клонит Морис.
— Когда Дюпон выходит из дому, никто и не подозревает, что у него громадная бугристая лысина.
— Вы намекаете, что, несмотря на портрет в. газетах, его на улице не узнают?
— Да, но еще труднее нарисовать его с лысиной, заметив на улице в шляпе. Это просто невозможно. Однако...
Морис замолчал, пораженный значением своего предположения.
— Однако,— продолжал он медленно,— Валери заявила, что встречала Дюпона только раз. По ее утверждению, он следил за ней именно на улице. Его лысину она могла набросать только в том случае, если видела Дюпона где-то в другом месте, причем без головного убора.
Жан-Люк смотрел на него изумленно, но все же скептически.
— Так вы полагаете, что мадемуазель Жубелии знает больше, чем говорила
— Да, она лгала.
— Но почему?.
— Из страха перед ним. Дюпон тоже грозил ей смертью.
Не повлиял ли он на дальнейшее ее поведение? Ведь потом она вполне могла снабжать Дюпона информацией. Шпионка из-за боязни? Вынужденная, но все же сообщница? Однако теперь вопрос стоял о жизни Изабели, поэтому Морис не делал Валери скидки пи на какие смягчающие обстоятельства..
— Она единственный человек, который может привести нас к Дюпону,— заявил Морис и положил руку на телефонную трубку.
В эту минуту телефон зазвонил сам. Валери? Нет, Фушероль.
— Мы нашли вашу дочь.
Морис опустился на стул и жестом предложил Жану-Люку взять параллельную трубку.
— Где она?
— В больнице.
— В больнице? Что... Каким образом? Она нездорова?
— Не волнуйтесь, все будет в порядке. Я говорил с врачом.
Жан-Люк вздохнул, и вздох его прозвучал как стон. Морис постепенно начал овладевать собой.