В общем, к своим двадцати с небольшим годам Аня не теоретически, а «вживую» знала, что такое экономическая депрессия и безработица… Это когда человек согласен на все, чтобы выжить: «Да вы только дайте мне шанс, любую работу, чтобы хоть сколько-то долларов в месяц, и я побегаю, и встану на уши, лишь бы она была, эта работа… Клянусь, я буду тогда вечно счастлив и ни о чем больше не попрошу».
И вдруг такой финансовый шанс! Преподавать английский богатой высокопоставленной даме. Такая работа, такие конверты…
И все-таки что-то останавливало Анюту… Ощущение дискомфорта или даже опасности было даже больше, чем тогда в ресторане с бандитами…
«А может, ну ее, эту Марину Вячеславовну?» — спрашивала Анюта сама себя перед сном. Именно сама себя — посоветоваться-то ей больше было не с кем…
Вопрос был поставлен ребром, очень прямо… Можно сказать — в лоб. Так что увиливать от него было нельзя. Потому она так же прямо себе на него и ответила: «Ну ее!»
«Пусть проваливает куда подальше со своими тысячедолларовыми джемперочками и конвертами…»
«Не поеду я к ней в это Стародубское, не поеду…»
«И все тут!» — передразнила она Ясновскую.
«И не уговаривайте», — решительно заключила Аня своей монолог.
Хотя уговаривать ее было решительно некому.
Мирную домашнюю тишину нарушал только звук кленовой ветки, царапающей снаружи окно. Это была домашняя тишина… Под рукой скользящее полотно простыней… Они пахли лавандой, которую ее мама всегда клала в большие бельевые шкафы… Мама всегда говорила, что в настоящем доме у хорошей хозяйки должны быть большие шкафы, в которых не тесно и набито, а просторно и много места, и где лежит неизменная лаванда.
«А задаток?!» — вдруг вспомнила Аня.
«Деньги я отдам…» — засыпая, подумала она.
Однако если судьба желает потуже затянуть узелок на попавшемся в ловушку, она делает это незамедлительно…
На следующий день, в воскресенье, Аня Светлова уже и не вспоминала о своем решительном отказе учить Марину Вячеславовну английскому языку…
Ее обокрали. Самым наглым и бесстыжим образом.
Вернувшись с рынка, она расстроенно вытаскивала из пакетов приобретенную снедь и не глядя отправляла в холодильник. Это, в общем-то, было на нее не похоже — обычно она получала удовольствие от своих хозяйственных хлопот…
Но сейчас она была, мало сказать, расстроена… Просто выбита из колеи.
Надо же… Вытащили из сумки кошелек, пока она разгуливала по рынку. Она отлично понимала, что это, «разумеется, пустяки» по сравнению с настоящими неприятностями и что надо легче воспринимать такого рода происшествия… Но «легче» не получалось. Стоило ей подумать о том, как она могла бы распорядиться той суммой, которую у нее изъяли… И непреодолимое желание вернуться на рынок, а точнее, как говорил Жванецкий, — «въехать туда на танке» захлестывало ее.
«Ах, дурочка… Ах, растяпа!» — корила она себя. Чувствовать себя облапошенной — ощущение малоприятное… Но Аня поражалась несоразмерности своей непомерно бурной реакции с происшествием (все-таки действительно отнюдь не катастрофическим).
Она припомнила объяснение психологов: кража для нас все-таки больше, чем просто потеря денег… Кража воспринимается человеком как покушение, как попытка разрушить «его мир», который он с таким тщанием выстраивал. Строил, возводил, как ребенок дом из песочка, а мимо шла какая-то горилла, пнула ногой — и привет…
Нет, правы те, кто говорит: нет смысла думать о прошедшем — ведь в нем ничего нельзя изменить! И хотя совсем нет настроения и желания, а надо взять себя в руки. И потихонечку, понемногу начать возводить все заново…
Аня мысленно сгребла песочек, приготовившись хоть что-нибудь из него построить…