– Ну как там у вас, Настька замуж не вышла?
– Нет, – сказал Борис Иванович, – или вышла. В общем, она как бы вышла, а потом, значит, назад вернулась.
– Газ-то провели вам? – равнодушно спросила Галя. Было ясно, что газ её совсем не интересует, но она хочет поддержать непринуждённую беседу.
В это время негр, раскалившись до невероятности, перепутав мужчину с женщиной, пытался задействовать официанта, который случайно подвернулся ему под руку.
Дядя Боря сказал:
– Газ провели. И водопровод тоже. Скоро воду пустят. – Он закрыл глаза, но с экрана неслись стоны, вопли и уже ненавистная Борису Ивановичу иностранная речь. «За что же мне такое? – думал Борис Иванович. – Тьфу ты, пропасть нечистая», – клял он телевизор. Тут в комнату вошёл Володя и, посмотрев на экран, спросил:
– Ну что, наслаждаетесь?
– Угу, – сказал Борис Иванович.
Зазвенел звонок. Галя побежала открывать. Володя сказал, указывая на экран:
– Живут же люди!
– Да, – сказал Борис Иванович, чтобы хоть что-то сказать, – красиво жить не запретишь.
– Смотри, чего творит, – сказал Володька.
Борис Иванович посмотрел на экран. Негр вытворял такое, что Борис Иванович уже не мог понять, что он делает. Весь его жизненный опыт и вся его фантазия не могли подсказать ему такого варианта сексуального наслаждения. Борис Иванович снова закрыл глаза.
– Наслаждаешься? – спросил Володька.
– Угу, – ответил Борис Иванович, не испытывая ни малейшего наслаждения, а переживая чуть ли не тошноту от того, что происходило на экране.
– Тебе бы сейчас тёлку, – сказал Володька. – Ты как, ещё действующий?
Борис Иванович представил себе тёлку, но настоящую, пегую, как у соседа Егора, и ему совсем стало нехорошо.
В комнату вошли Галя и гости – супружеская пара.
– Это дядя Боря, – сказала Галя. – А это Зина с Сашей.
Борис Иванович с облегчением встал, думая, что настал конец его мучениям, но Галя сказала:
– Не будем портить настроение дяде Боре, он с таким интересом смотрел порнуху, что просто жалко его отрывать.
Все сели в кресло, и даже Юрка пришёл, и никто не прогонял его, чтобы не мешать Борису Ивановичу смотреть кино.
А там на экране продолжалось буйство сексуальных фантазий: все жили со всеми. «Здоровые люди, – подумал Борис Иванович. – Как их только хватает, уже, считай, полтора часа, и хоть бы кто притомился». Он стал вспоминать свою жизнь, как сватался к Нюрке, как они один раз до свадьбы всё же умудрились согрешить. Но только один раз. Как жили они сначала в одной избе с её родителями. И как невозможно было что-либо себе позволить, потому что стыдно. Вспомнил он, как построили наконец свой дом и получили возможность жить нормально, никого не стесняясь. Вспомнил он дочку свою, Танюшку, и подумал, неужели ей теперь вот среди этого надо будет жить, и чуть не закричал от боли. Стал утешать и уговаривать себя, что, наверное, это всё не так, а только на экране, и пока ещё там, у них, а не у нас. И, Бог даст, пронесёт нас мимо этого несчастья. Вспомнил он также, как на юге однажды изменил он своей Нюрке, и как нехорошо ему было, потому как подумал, что и она теперь вправе изменить ему. И тут же представил Борис Иванович этого негра со своей Нюркой, но не теперешней, а той, молодой, и уже совсем хотел было вскочить и закричать: «Хватит!» Но фильм закончился, и все пошли в столовую, сели за стол, весело говорили, поднимали бокалы за праздник и друг за друга.
А Борис Иванович не мог поднять глаза, и не находил себе места, и думал, как же они после этого разговаривают, смеются и веселятся. Ведь это же прямо стыд и срам. А никто стыда не испытывал, как будто никакого фильма и не было.
Старинный романс
Эта мысль появилась сразу, как только он положил телефонную трубку. Сразу после разговора с Еленой Сергеевной. Она позвонила просто так. Пообщаться. Поскольку летом в санатории они двадцать четыре дня сидели за одним столом, общались три раза в день. А если встречались на улице или в здании санатория, то могли перекинуться ничего не значащими фразами.
– Вы, конечно, пойдете в кино?
– Нет-нет, – несколько напыщенно отвечала она, – ведь сегодня по телевидению вечер, посвященный Анне Герман. Я так люблю её пение!
Она так и говорила всё время на искусственном языке – «люблю её пение».
Ничего удивительного в этом не было. Елена Сергеевна когда-то работала актрисой в театре, потом певицей в Москонцерте, сейчас уже была на пенсии. Муж умер семь лет назад, она его всё время вспоминала:
– Его так любили все артисты, он приезжал на все мои концерты. Они мне говорили: «Зачем вы его мучаете – ответственный работник должен везти вас на концерт, сидеть и ждать». А он сам хотел этого. Я его не заставляла. Наоборот, я его просила не ездить. Но что вы, он всё равно меня сопровождал.