Аграфена Ивановна покачала головой, хотела еще что-то сказать, но только слабо махнула рукой. Прерывисто дыша, она жадно глотала воздух.
Не успел Сергей вернуться, как у калитки остановилась машина с красным крестом на стеклах. Вошел врач. Он выслушал больную, потом, пройдя в кухню, прокипятил шприц и сделал инъекцию. Сергей не отходил от него.
— Молодой человек, — сказал врач, сдвинув очки на лоб,— чем вертеться тут, около меня, вы бы лучше сбегали в аптеку и принесли кислородные подушки!
— Хорошо!— У дверей Сергей остановился.— А вы не уедете до моего прихода?
— Нет, я подожду вас,— ответил врач.
Постепенно лекарство начало действовать, дыхание
больной стало ровнее, пульс участился.
Пока доктор мыл на кухне руки, вернулся Сергей с двумя кислородными подушками.
— Скрывать от вас не хочу,— сказал ему врач,— положение серьезное...
Милочка на цыпочках вошла в кухню и шепотом сказала, что Аграфена Ивановна уснула.
Доктор перебросил полотенце через плечо и концом его принялся вытирать руки.
— Да, положение серьезное,— повторил он,— ее необходимо поместить в больницу.
— Нет, только не в больницу!— запротестовала Милочка.— Аграфена Ивановна не хочет. Разве нельзя лечить ее дома?
—Можно, конечно, но в таком случае необходимо, чтобы около больной постоянно кто-нибудь дежурил.
— Придется взять отпуск за свой счет, другого выхода нет,— сказал Сергей.
— Днем я свободна и могу дежурить, а по вечерам возле Аграфены Ивановны будете ты и Леонид!
— Тебе «не тяжело будет?— Сережа с благодарностью посмотрел на Милочку.
— Нет,— ответила она.
Доктор написал рецепт и, прощаясь, сказал:
— Вот вам записка,— в случае нового приступа позовете из поликлиники сестру, она сделает укол. Всегда держите наготове кислородные подушки и нитроглицерин.
Леонид все еще не приходил. Сережа и Милочка сидели в столовой, не зажигая света, и молчали.
Вечер был тихий, в открытое окно светила полная луна, из палисадника слышался мягкий шелест листвы...
2
В течение восьми суток шла борьба за жизнь Аграфены Ивановны. К ней приезжали врачи, медицинские сестры делали ей уколы. Но все было .напрасно, силы ее таяли.
346
Все эти дни Милочка не отходила от постели Аграфены Ивановны, перестала даже в институте бывать и, поставив в ее комнате раскладушку, ночевала там.
Через день к Аграфене Ивановне приезжала Матрена Дементьевна и всегда приносила с собой что-нибудь — клюквенный кисель в 6aiHKe, компот, виноград, яблоки. Поговорив с больной, она принималась за работу — мыла посуду, вытирала пыль, поливала цветы, а однажды принялась мыть полы и, когда Милочка попыталась остановить ее, возразила:
— Со мной, доченька, ничего не сделается, я к работе привычная. Ты отдохни, небось устала, измучилась совсем, видишь, даже щечки твои побледнели!
Поздно вечером, когда Матрена Дементьевна собиралась уходить, больная удержала ее:
— Кажется, пришла пора помирать... Прошу тебя, Матрена Дементьевна, позаботься о Сереже. Ты одного уже вырастила, вывела в люди, присмотри и за моим.
— Перестань, Аграфена, говорить глупости!— рассердилась старая работница.— Ты скоро поправишься, еще работать будешь, на свадьбе сына гулять.
Аграфена Ивановна покачала головой.
— Нет, не придется! Чего себя зря обманывать! Гляди!— Она высунула из-под одеяла опухшую, посиневшую ногу.
— Подумаешь, невидаль какая, много поработала[, потому и ноги опухли! Если хорошенечко подсчитать, сколько мы походили с тобой за станками, много тысяч верст наберется. За такое время можно всю Россию пройти из конца в конец!
Хотя Матрена Дементьевна и утешала подругу, у самой тяжело было на сердце. «Видно, и правда, не жилица больше на этом свете Аграфена»,— думала она.
По вечерам, в те короткие часы, когда Аграфена Ивановна после очередного укола забывалась тяжелым сном, Сергей, Милочка и Леонид тихо беседовали в столовой.
— Вы заметили? Приступы участились и долго не проходят,— сказал как-то Сергей, сидя у открытого окна и глядя в темное небо. «Неужели мама умрет?»—думал он.
Милочка увела Леонида под каким-то предлогом на кухню и, плотно прикрыв дверь, рассказала ему, что сегодня лечащий врач привел крупного специалиста на консультацию и тот, уходя, сказал: «Надежды нет, ей недолго осталось жить...»
Ночь все трое провели у постели больной. Ей было очень плохо, она задыхалась, часто впадала в беспамятство. Холодели ноги, временами почти пропадал пульс. Жадно втягивая кислород посиневшими губами, больная изредка приоткрывала глаза и мутным, ничего не видящим взором смотрела вокруг. Только на рассвете удушье прекратилось, дыхание стало ровнее, и она пришла в себя.
Решив, что опасность миновала, Милочка и Леонид вышли в другую комнату и, измученные бессонной ночью, уснули, сидя за обеденным столом. Возле Аграфены Ивановны остался Сергей.
— Поди поспи,— сказала она слабым голосом.
— Ничего, посижу.— Сергей вытер лицо матери влажным полотенцем, поправил подушки и, приподняв ее, уложил поудобнее.
Аграфена Ивановна долгим взглядом посмотрела на сына, и слезы медленно покатились по ее лицу.
— Что ты, мама?— Сергей погладил ее по голове.
— Ничего, это так... Жалко мне тебя, сынок, один останешься...— Аграфене Ивановне трудно было говорить, и она то и дело останавливалась.— Женись на Милочке, не откладывай...
Она устала и закрыла глаза.
Сергей еще долго сидел возле кровати матери, прислушиваясь к ее трудному дыханию.
Днем начались судороги, больная снова задыхалась. Не помогал и кислород.
Испуганная Милочка выбежала «а улицу и попросила соседского мальчика сбегать в поликлинику, позвать врача и позвонить на комбинат к Сергею, чтобы он сейчас же приехал домой.
Врач пришел, сделал укол, но Аграфена Ивановна не приходила в сознание.
— Нужно подготовить сына к худшему,— сказал Милочке врач, выйдя в столовую.
— Неужели нет никакой надежды?
Тот ничего не ответил, снова вернулся к больной и вторично впрыснул ей камфару. Но ничто уже не могло помочь Аграфене Ивановне.
Запыхавшийся от бега Сергей увидел заплаканную Милочку на скамейке в палисаднике и сразу все понял...
Чуть ли не весь комбинат провожал старую ткачиху в последний путь.
Когда автобус с гробом и пять грузовиков, обтянутых красной материей, окаймленной черной полосой, подъехали к воротам кладбища, там собралась большая толпа.
Под звуки траурного марша ткацкие поммастера с обнаженными головами понесли гроб по усыпанным желтыми листьями дорожкам.
День был пасмурный, низкие облака затянули небо, накрапывал дождик.
У могилы состоялся митинг. Первым выступил Власов, за ним профорг цеха Агафонова, Антохин, Ненашев...
Сергей, бледный, осунувшийся, стоял в стороне. Он не слышал, что говорили люди. Невозможно было примириться с мыслью, что его мама, такая добрая, хорошая, самая родная, исчезнет навсегда из его жизни и он ее больше никогда-никогда не увидит. Как жить без нее?..
Леонид и Милочка взяли Сергея под руки и пошли к выходу.
— Садись, Сергей, садитесь и вы, довезу,— сказал Власов, приглашая их в свою машину.
Они отказались и пошли пешком.
По Беговой улице, мимо высоких, многоэтажных домов, мимо заново отстроенного после недавнего пожара ипподрома и стадиона Юных пионеров шли они, ни о чем не говоря, погруженные в свои мысли. На углу Ленинградского шоссе Леонид простился.
— Мне на фабрику надо,— сказал он.
Сергей и Милочка пошли дальше одни.
— Ты домой?—спросил Сергей после долгого молчания.
— Да... Я с тобой,— ответила Милочка.
3
Никонов вернулся в Москву загорелый, полный впечатлений. Он хорошо отдохнул в Сочи и приятно провел там время. Юлий Борисович встретил немало таких же. как он, жаждущих развлечений денежных людей, мужчин и женщин разного возраста, но с одинаковыми взглядами на жизнь, и легко сошелся с ними. Никто из его компании не думал всерьез о лечении, да оно им и не было нужно.