Так повторилось и на следующий день. И на послеследующий. Возможно, Бред так и раскошеливался до самого выпуска, если б не пришла весть о гибели отца. Что-то хрустнуло, что-то надломилось в Купере. Какого черта? Почему он, сын героя, должен отдавать кому-то заработанные нелегким трудом матери деньги каким-то утыркам? Разве для того мама горбатится 5 дней в неделю, работая брокером в высотке на Уолл-Стрит, чтобы он, Бред, ходил голодным?
Парень полез в драку. Отчаянную драку без надежды на победу. Он царапался, кусался, вкладывая в каждый удар всю злобу, всю ненависть, что копил по отношению к этому проклятому белобрысому Уокеру… многое ли мог противопоставить семилетка капитану футбольной команды округа? Конечно, Бред отхватил люлей. Домой мальчуган вернулся с расквашенным носом, фингалом под глазом и порванной форме.
Мать вызвали на разговор с директором школы, после которого она произнесла единственное:
— Ох, Бредли Найтон Купер…
Мама всегда называла сына полным именем, когда сердилась, но, так или иначе, была вынуждена признать его правоту. Мужчина должен уметь постоять за себя, защитить то, во что верит.
Однако хулиганы после этого случая обходили дикого первоклашку стороной. Ну его к черту. Мороки больше, чем прибыли. А маленький Купер еще полгода был вынужден посещать школьного психолога, проходя курс управления гневом.
— Капитан!
Купер очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
— Очухался! Как хорошо-то! — обрадовался Тед.
Голова трещала так сильно, что не было сил даже удивиться тому, что экипаж ENOLA GAY, возможно не в полном составе, но был еще жив. На губах ощущался привкус крови. Нос щекотал затхлый воздух из баллонов скафандра.
Ухватившись за поручень, пилот занял свое кресло.
— Потери? — потребовал рапорт командир.
— Сержанты Рейн и Браун мертвы, — ответил Маккензи. — Остальные отделались легким испугом.
— Повреждения?
— Хвост раскурочен, мы потеряли хвостовую и верхнюю турели. Правый двигатель в щепки. В левом погнут ротор, но он еще фурычит. Пусть не до самой Земли, но до Марса точно дотянем.
— А пришельцы?
Лейтенант замолчал, отведя глаза. Отодвинув Джима, Бред посмотрел на радар. Среди метеоритов и обломков эскадрильи четко выделялась сигара дредноута по левому борту, чуть позади.
Отпихнув бортинженера, Купер вскочил с кресла и вскарабкался по лестнице туда, где некогда была верхняя турель. На счет турели Мак соврал. Вражеским огнем снесло только колпак, а сама установка выглядела невредимой.
Но не это главное. Главное — инопланетный крейсер, мерцающий двигателями на границе пояса астероидов. Белибердянцы успели потушить пожар, лишь из пары пробоин вырывались клубы дыма. Над поврежденными участками сновали дроны, восстанавливая корпус прямо на глазах. Тоже живы, твари! Курс звездолета не изменился — нос корабля все еще был устремлен к Земле.
— Связь? — спросил капитан, вернувшись в кабину.
— Связи нет, — развел руками Престон.
— Ну что, командир, домой? — с надежной осведомился Маккензи.
— Домой, — горестно усмехнулся Бред. — Куда это — домой? Будет ли он там — дом, когда мы вернемся? Или пустыня, выжженная пришельцами?
— И что ты предлагаешь? — удивился бортинженер. — Бежать? Куда?
— Нет, не бежать! — резко выкрикнул Купер, ударив кулаком по приборной доске, отчего стрелки приборов подпрыгнули. — Я предлагаю дать бой!
— Бой? — рассмеялся лейтенант. — Дать бой? Да у нас не осталось ни единой бомбочки! Даже самой маленькой! А если б и была… да мы целой эскадрильей бомбили эту штуку! А ей хоть бы хны! Чем сражаться-то?
— У нас есть наш верный SuperAvanger, — возразил капитан. — Разгонимся, насколько сможем, и протараним его двигатели к чертовой матери!
— Самоубийство, — хмыкнул Престон.
— Самоубийство… но может сработать, — задумчиво произнес Мак. — Если от взрыва YB-24 запустится цепная реакция, перегреет ядерный реактор и он шандарахнет ко всем чертям… правда, мы не узнаем — получилось, или нет…
— Да, — кивнул пилот. — Это подвиг, о котором никто не узнает. Мы останемся безвестными героями в числе многих, павших сегодня. И неизвестно, получится или нет. Мы все давали присягу, но я не в праве просить вас пожертвовать собой. Предлагаю голосовать. И я пойду на таран только лишь если решение будет единогласным. Но я хочу напомнить всем и каждому, что отступать некуда. За нами Земля. Там — наш дом, наши родные и близкие. Дети, жены, сестры, матери. Наш удар — это слабая надежда. Но если мы сбежим, поджав хвост, как трусливые псы — надежды вообще не будет никакой. Мы все равно погибнем, но тогда окажется, что все, к чему шло человечество тысячи лет — зазря. Не будет больше никакого человечества, не будет развиваться над Капитолием звездно-полосатый флаг. Будет только тирания белибердянцев. Что скажете, друзья? Мы войдем в историю безвестными героями, или легендарными трусами?