Потом вижу: бежит Божена назад, по земле волочит лук Матея и колчан со стрелами. Притащила и Карлу отдала. Я дыхание не успел перевести, как Карел уже лук натянул... А надобно вам сказать - не многие в деревне могли этот лук натянуть, недаром Матей первый в округе охотник был. Прошла еще какая-нибудь секунда, а уж Карел с натянутым луком припал на одно колено за углом халупы. Вдруг барон поднял обе руки высоко вверх, словно что-то хотел поймать в воздухе, голову запрокинул, будто крикнуть собирается, а пальцами всё хватает, хватает... Гляжу, а в горле барона до самых перьев торчит стрела. Половил, половил руками барон и свалился... Аббат только рот раскрыл - видно, слуг позвать думал, но вдруг как заревет, словно бык на бойне, и обеими руками схватился за левый бок, а глянь - уж и там стрела. Громко ревел аббат, потом хрипеть начал и улегся рядом с бароном. Все стояли, как столбы, рты раскрыли и не знают, что делать. Карла же как не бывало: словно дух исчез. Прошла минута, другая. Потом все как завопят да как кинутся кто куда. Цепь кнехтов прорвали и рассыпались по всей деревне. Поднялось такое, что и рассказать нельзя: лошади ржут, солдаты ругаются и мечутся во все стороны, мужики бегут, женщины голосят, собаки лают, а дети ревмя ревут. Забрали кнехты своих покойников и убрались восвояси. В деревне поутихло. Собрался я с силами, поднялся и подошел к телу Матея. Снял его и вместе с Властой с помощью соседей похоронил. Народ же посоветовал нам той же ночью, не теряя часа, уйти из деревни. За барона да за аббата всей семье нашей тяжких мук и злой смерти не миновать бы, кабы мы в деревне задержались. Вот мы собрались втроем и пошли. Добро свое и скотину препоручили крестному Божены, старому Болеславу, что в аббатстве лесничим был. Живет он в самом лесу, и монастырь ему доверяет, потому как он их лес стережет. И идем мы от одной деревни до другой, как цыгане, мужики кормят нас и приют дают. Да вот уж с неделю захворала Власта: из сил выбилась, не ест, не пьет, вся почернела, и что ни день - все хуже и хуже. Останавливаться же надолго, пан Ян сам понимает, нам невозможно. А теперь, видно, новая беда пришла. Бедная, бедная Боженка - сирота бездомная... Впереди показались острые шпили башенок, освещенных багряными лучами заходящего солнца. Обоз подходил к Хотебору. Ян Краса был подавлен рассказом. Некоторое время они двигались вперед, не проронив ни слова. Наконец Краса нагнулся к Милану и ободряюще сказал: - Ничего, друг мой, вы поедете со мной в Прагу. В Хотеборе мы пробудем столько времени, сколько потребуется для Власты. А потом двинемся в Прагу: там у меня есть верные друзья, они помогут и о Боженке позаботятся. Для тебя я имею на примете хорошую работу и доброго хозяина. Ты тесто месить можешь? - Тесто? Да еще как! Не только что месить тесто - хлеб какой хочешь выпеку, не хуже что твой пекарь. - Вот и хорошо! Коли так, значит с тобой дело считай слажено: пойдешь к одному пекарю помощником. Есть такой в Новом Месте Якубек - пекарь, добрейший человек. - И, прежде чем Милан успел его поблагодарить, Ян Краса продолжал: - Боженку же, наверно, с радостью возьмут старинные мои друзья - Войтех и Текла Дубы. Он славный оружейник, живет в своем доме на Новом Месте, не бедно. Есть у них два сына и ни одной дочери. Вот они, я думаю, возьмут к себе Боженку и вырастят ее, словно родную дочь. За нее можешь быть спокоен. Я этих людей знаю, как самого себя. - Спасибо вам за все, добрый пан Ян! Вместо ответа Ян Краса, нагнувшись к Милану, проговорил тихо и значительно: - Ты вот смотришь на меня и удивляешься, что это за купец, который берется помочь без надежды иметь с этого корысть. Небось благодаришь, а сам думаешь: как бы не слукавил старик... Так ведь? Ну, ну, не смущайся... И, видя сконфуженное лицо Милана, закончил серьезно и твердо: - Ты слыхал когда-нибудь о Яне Гусе, нашем пражском проповеднике? - Да, что-то говорили у нас. Это не тот поп, что идет против римской церкви и стоит за простой народ? - Он самый. Значит, и до Ганы докатились слова его учения!.. Так вот, Ян Гус, наш учитель и наставник, учит нас помогать каждому обиженному сильными мира сего. Мы же - я и мои друзья - его верные последователи. А я хоть и купец, но не мошенник - ведь, говорят, и среди ворон белые случаются... Вы же хорошо сделали, что убрались из Моравии. Я был на Гане через месяц после вашего ухода, довелось мне там услышать, что все-таки твоих земляков с земли согнали и заставили перейти под власть монастыря. В Листове поселились баварцы и начали разрабатывать серебро. Да однажды налетела ватага каких-то молодцов, деревню спалили, нового старосту-баварца вздернули на том самом дубе, на каком повесили твоего брата. Говорят, что в эту ватагу ушло много молодых хлапов, и называют они себя "ганакские волки". Они уже многих немцев убили. Есть такой слух, что главарем у них совсем еще молодой хлап. Уж не Карел ли твой? - Кто знает... - неопределенно прошептал Милан.
2. НА ПОМОЩЬ ПОЛЬШЕ И ЛИТВЕ
- Кржижаки25 идут, кржижаки, идут! - пронесся вопль ужаса и гнева. Пронесся по землям литовским и польским, докатился и до русских земель. Кржижаки - страшное слово. Кржижаки - это люди, у которых тело и душа закованы в железную броню. Кржижаки - это те, кто с оружием в руках шли с запада на славянские земли, с нашитыми крестами на одежде, но с ненавистью и жадностью в сердце. Кржижаки - это те, кто, захватывая славянские земли, ставили своей задачей уничтожить или онемечить местное население. Вместе с рыцарями шли толпы священников и монахов. Мрачно звонили колокола церквей, багряно пылали костры на площадях, и торжественное пение и звон колоколов не могли заглушить нечеловеческих воплей, доносившихся из смрадного дыма костров. Как высоко занесенный меч, нависла страшная угроза над Литвой и Польшей. Меченосцы уже захватили Жмудь и Добр у Литвы и Добржин у Польши. Литовцам и полякам угрожала судьба пруссов. ...Ратибор покинул Прагу вместе с паном Яном. Сборы были недолги. Войтех не пожалел денег, чтобы снарядить сына на битву. Текле было сказано: - Отправляю Ратибора в Польшу вместе с паном Яном из Троцнова. Приготовь сыну одежду и съестного на дорогу. Через три дня он выезжает. На другой день Войтех вручил Ратибору только что выкованную им лично тяжелую железную палицу с острыми шипами на конце: - Передай, сынок, эту игрушку пану Яну вместе с моим почтением и добрыми пожеланиями. Когда Ратибор преподнес пятнадцатифунтовую палицу своему начальнику, тот повертел ею вокруг головы и лукаво подмигнул Ратибору: - Спасибо Войтеху! Знает мастер, что старому вояке нужно... Добрая погремушка для кржижацких голов! Однако, парень, завтра чуть свет - быть готовым в дорогу у шмерговского шинка, что на Большой площади Старого Места. Там сбор, оттуда тронемся. Вечером семья Дубов собралась за прощальным ужином. За столом сидели Войтех, Текла, Ратибор, Штепан, Якубек, оба подмастерья, Ганка и ученики. Глядя на скорбное лицо Теклы, всем становилось грустно. Беседа не клеилась. Войтех недовольно крякнул и приказал Ганке принести самого старого вина, что имелось в запасе. Войтех поднял свою тяжелую серебряную кружку: - Ну, Ратибор, видать, не быть тебе, как твой отец, оружейником. Другая тебе выпала дорога. Будь же честным воином, бойся фальши и недобросовестности в своем деле, как твой отец избегал в своем. Не посрами седин Войтеха... Долго еще семья оружейника просидела за столом. Каждый поднимал кружку с напутственным пожеланием Ратибору. И только глубокой ночью старое вино успокоило всех глубоким сном, кроме Теклы. Мать не могла заснуть. Но с первыми петухами Войтех разбудил всех. При сером свете наступающего дня Текла перекрестила в последний раз Ратибора и, вытирая набегающие слезы в покрасневших от бессонной ночи глазах, крепко прижала к своей груди, быть может, навек покидавшего ее сына. Ратибор с ноющим сердцем оторвался от матери и крепко обнял каждого. Потом бодро подошел к рослому вороному коню и вскочил в седло. Войтех крикнул вслед ему последние пожелания и снял шапку. Все последовали его примеру. И Ратибор, помахав рукой, отъехал, ведя на поводу лошадь с тяжелым вьюком. Когда первые золотые лучи восходящего над Прагой солнца заиграли на острых шпилях вышеградских башен и колоколен, Ратибор подъезжал к шмерговскому шинку на Большой площади Старого Места. Там маленький отряд уже был в сборе. Пан Ян, одетый в кожаный колет26 и легкую каску, сидел на добром светло-сером коне. Увидев Ратибора, он подъехал к нему и, усмехаясь, спросил: - Ратибор, куда ты собрался? - На войну, пан Ян, - несколько растерянно ответил Ратибор. - А ты что, в этом платье и берете воевать собрался? - Вы же знаете, пан Ян, отец снарядил меня не хуже любого рыцаря. - Так вот, сынок, если ты никогда не надевал воинских доспехов, в первой же битве ты в них задохнешься Приказываю тебе как твой начальник: сейчас же надень полный воинский доспех и не снимай его, пока я не скажу. Исполняй! Такого тона Ратибор от пана Яна из Троцнова еще не слыхал. Обычно он говорил с ним как старший друг, а сейчас перед Ратибором был суровый начальник. Ратибор послушно сошел с коня и, зайдя в шинок, принялся облачаться в свои доспехи. Этому Войтех его выучил. Сначала Ратибор прикрепил себе на грудь, локти и колени небольшие войлочные подушечки поверх кожаной рубашки и штанов. Затем он натянул кольчужные штаны и рубашку с капюшоном. Поверх кольчуги он надел стальные поножи, наколенники, набедренники, кирасу, закрывавшую грудь, спину и бедра, наплечники и налокотники. На ременный пояс повесил тяжелый широкий меч и справа - длинный кинжал. На голову сверх кольчужного капюшона он надел стальной шлем - салад Накинув поверх доспехов холщовый плащ, Ратибор вышел и, с трудом усевшись на коня, взял в руки тяжелое, длинное копье и подъехал шагом к пану Яну. Тот неодобрительно оглядел Ратибора и строго проговорил: - Пока ты не будешь в полных доспехах вскакивать на коня без стремян, я не буду считать тебя воином моего отряда. В вашем мастерстве есть ученики, подмастерья и мастера. В нашем деле сейчас ты ученик, и я с моими ребятами будем из тебя делать подмастерья. Не обижайся и будь послушен, иначе прогоню. - Слушаю! - ответил Ратибор. - На коня! - резким и сильным, как труба, голосом скомандовал Ян. Послышался звон стремян и оружия, скрипение седел, топот коней, и воины один за одним, с Яном из Троцнова во главе, тронулись из Праги на восток, в землю польскую, на помощь своим братьям. Несколько дней прошли для Ратибора как невыносимо жестокая пытка. Дни стояли жаркие, и несчастный юноша с непривычки чувствовал себя в доспехах ужасно: жара, тяжесть, давящая на все тело, мучительная связанность движений, невыносимый зуд в натертых местах и полная беспомощность чем-либо облегчить свои страдания. А то еще под доспехи заберется какая-нибудь муха или букашка. Тогда Ратибор от невыносимой щекотки чуть не сходил с ума. А суровый начальник то и дело приказывал спешиваться и вновь садиться, и притом без стремян. Бедный Ратибор, мокрый от пота и совершенно измученный, с нетерпением ожидал вечернего привала, чтобы отдохнуть от дневных мук. Но не тут-то было: безжалостный начальник не разрешал снимать доспехов и на ночь. Новоиспеченный воин должен был всю ночь маяться в новой пытке: ни повернуться, ни почесаться, ни улечься поудобнее - проклятые железные доспехи держали Ратибора, как в тисках. Так прошло несколько томительных дней. Но затем тело его стало постепенно привыкать и к тяжести и к неподвижности его боевого наряда. А еще спустя неделю Ратибор уже почти не замечал доспехов и даже научился свободно вскакивать на коня, не касаясь стремени. - Ну вот, сынок, теперь снимай доспехи, пойди выкупайся в речке и перемени одежду, а доспехи вычисти, смажь маслом и запакуй во вьюк. Можешь дальше ехать без них. В бою скажешь мне спасибо за науку. За это время Ратибор успел познакомиться со своими ближайшими спутниками. Часть из них были старые товарищи пана Яна. Это были разорившиеся мелкие шляхтичи, обязанные своей бедностью бесцеремонному произволу крупных панов. Немалую роль в их плачевном положении сыграли и жадная римско-католическая церковь и монастыри. В конце концов полунищим шляхтичам осталось добывать себе хлеб насущный мечом и копьем, нанимаясь к каждому, кто нуждался в хороших вояках. Но, хотя богатый тевтонский орден платил гораздо дороже своим наемникам, чем король Владислав и великий князь Витовт, кржижаки не смогли завербовать в Чехии больше трехсот человек, да и те были не чехи. Шляхтичи, обиженные немецкими феодалами, с энтузиазмом пошли на службу к польскому королю. В Моравии к ним присоединился большой отряд конных и пеших воинов, собранных паном Яном Енчиковцем - сыном старого друга короля Владислава Ягайло. Чешский отряд вел пан Сокол из Ламберка. Среди моравских лучников была группа ганаков, во главе которых, стоял совсем молодой человек, по прозвищу Волк, сверстник Ратибора. Это был рослый юноша, черноволосый, с мрачными черными глазами, молчаливый и суровый на вид. Ратибору бросилось в глаза то уважение и авторитет, которыми юноша пользовался у своих товарищей, даже гораздо более старших. Знакомство у Ратибора с Волком началось с шуточного единоборства. Оба юнака стиснули друг друга в мощных объятиях, таскали, тискали, крутили из стороны в сторону, старались поднять от земли и бросить - все напрасно. Так и разошлись - усталые, потные, но довольные друг другом. С этого дня началась их дружба. Если Ратибор не имел среди своих однополчан соперников в умении владеть мечом, которое он приобрел еще в доме отца от знаменитых воинов - заказчиков Войтеха. то зато никто во всем отряде не мог сравняться с Волком в стрельбе из лука. Начальник Ратибора отличил Волка и перетянул его и его земляков к себе в отряд. И чем дальше двигался отряд, тем ближе становились друг другу Ратибор и Волк. Но удивительно: ни тот, ни другой ничего не рассказывали о себе, деликатно не задавая друг другу нескромных вопросов. Это очень нравилось Ратибору, которому вовсе не хотелось кого-либо посвящать в свои пражские похождения. Поэтому ему был по душе такой молчаливый и нелюбопытный спутник. Часто они ехали попеременно на лошади Ратибора, нередко ели кашу из общего котла, спали в холодные вечера, закутавшись одним шерстяным одеялом Волка. Но самым интересным человеком для Ратибора был Ян из Троцнова. Мало того, что он на всех привалах, а нередко и в пути обучал Ратибора искусству воевать, рассказывал о битвах, в которых принимал участие, - он очень часто говорил с Ратибором о их многострадальной родине. Пан Ян был верным последователем Гуса. Не было строже и требовательнее начальника, чем пан Ян. Он не допускал ни малейшего нарушения воинской дисциплины и жестоко карал за малейшие проступки. Пан Ян предупредил своих бойцов: "За грабеж, насилие и кражу повешу". И все беспрекословно слушались, так как знали: слово пана Яна не расходится с делом. Но не было и более заботливого, более внимательного и более сердечного отца для своих детей, чем пан Ян для своих воинов. Сам он показывал пример спартанской простоты: спал, как простой воин, на конской попоне, положив под голову седло, и укрывался неизменно своим видавшим виды походным плащом из толстого, грубого темно-синего сукна. Ел пан Ян солдатскую пищу. Единственный оруженосец составлял всю его свиту. В пути на дневках он упражнял бойцов в фехтовании, борьбе и владении всеми видами оружия. Своих старых товарищей он также заставлял воспитывать воинов из новичков: - Немцы не встретят пентюхов в моем отряде! В Червенце на Висле, куда стянулись все войска, была создана польско-литовская армия. Номинально главой всей армии был король польский Владислав Ягайло, но фактическим главнокомандующим король назначил великого князя литовского Витовта. Ему в помощь был придан военный совет из семи наиболее опытных военачальников. Помощником главнокомандующего был назначен опытный воин Зиндрам из Машковиц - мечник краковский. Прибывшими из Смоленска, Владимира-Волынского и других русских городов командовал внук великого князя московского Дмитрия Донского, сын князя Семена Мстиславского - молодой Сигизмунд Корибут.