Только в мае 1412 года пан Ян вместе со своими людьми смог вернуться на родину. Не доезжая Брно, на перекрестке дорог Волк подъехал к пану Яну и Ратибору. - Пан Ян, - сумрачно сказал Волк, соскакивая с лошади и с непокрытой головой подходя к начальнику, - здесь мы с вами простимся. Ян Жижка из Троцнова остановил коня: - Что так, Волк? С нами, значит, не поедешь? - Нет. Мне и моим ребятам не следует показываться в Брно. Уже в Польше некоторые моравские паны косились на нас, а тут... - Ладно, можешь не продолжать. Мне давно все понятно. Сам был когда-то таким, как ты и твои молодцы. Волк почтительно поклонился ему до земли: - Пан Ян, вы были для меня не только добрым начальником, но и отцом. Будьте счастливы и здоровы! Если же Волк и его хлапы когда-нибудь вам понадобятся - пошлите верного человека в Коетин. На окраине живет меховщик Болеслав - раньше был он лесником. Пусть посланец передаст ему от вас какой-нибудь знак и скажет какое-нибудь особенное слово. Он приведет посланца ко мне. - Добро... - в раздумье отозвался рыцарь. - Мой знак будет печать с моим гербом - раком. А передадут тебе такие слова: "Рак Яна Жижки назад не пятится". Понятно? - Запомню. И пусть пан Ян тоже знает: по первому его зову Волк со своими ребятами явится хоть на край света. Ян Жижка, не отвечая ни слова, спрыгнул с коня и крепко обнял Волка: - Будь здоров, Волк! Кто знает, может быть, когда-нибудь и явится к тебе мой посланец. - Будь здоров, побратим! - раздался голос Ратибора, и Волк был заключен в мощные объятия. Проводив глазами удалявшегося Волка и его людей, Ратибор крикнул ему вслед: - До новой встречи, Волк! - и вновь вскочил на коня. Наконец Жижка с Ратибором оказались у своей "матички Праги". Вот она, красавица, стоглавая Прага! Спустились с Витковой горы, въехали в Новое Место. Ратибор и Ян Жижка остановились, и рыцарь сказал: - Ну, мне теперь в Вышеград, а тебе домой! Крепкое рукопожатие, и через полчаса Ратибор под громкий лай Рудого уже нетерпеливо стучался у двери родного дома,
Глава IV
1. ПРАЖСКАЯ МОЛОДЕЖЬ
Шмерговский шинок был одним из самых любимых мест сборищ пражских горожан. В это утро погребок был еще пуст. Только в самом дальнем углу двое посетителей, негромко беседуя, потягивали из тяжелых кружек светло-янтарное пиво. Один из сидящих, видимо мастеровой, с настойчивостью упрашивал своего приятеля, щеголявшего в новой студенческой тоге: - Будь мне другом, Штепанек! Ты, я знаю, все время при мистре Яне Гусе и его друге мистре Иерониме Пражском - и должен все эти дела хорошо понимать. Растолкуй-ка мне, что за диковинка у нас в Праге происходит? Продают какие-то индульгенции, кричат о папских буллах... Штепан выслушал приятеля и стал растолковывать. ему как мог. - Не знаю, Сташек, слыхал ты или нет, что папа Иоанн XXIII, наместник Христа и проповедник христианской любви к ближнему, воюет с неаполитанским королем Владиславом, который не желает бывшего пирата признавать наместником бога на земле. Ну вот, святейший отец, чтобы спасти душу "заблудшей овцы" - короля Владислава, обнародовал две папские буллы: в первой объявляет крестовый поход против Владислава, а во второй обещает полное отпущение грехов всякому, кто чем-либо будет содействовать этому крестовому походу, то есть, попросту говоря, предлагает покупать отпущение грехов оптом и в розницу и притом по сходной цене. Вот к нам и прибыл от святого отца комиссар, нассауский декан Венцель Тим - толстобрюхий немец, рожа красная, и весь как пивная бочка. А с ним другой комиссар - Пац из Болоньи. Это уж настоящая змея - длинный, тонкий, головка маленькая, круглая, глаза как угольки, и весь он гибкий, словно без костей, а на лице улыбка ну точь-в-точь как у дьявола, что в образе змея нашу прародительницу Еву яблоко украсть соблазнял. Явились оба продавца божественной благодати в Жебрак к королю и предъявили ему и архиепископу Альбику, буллы. Пообещали: королю - императорский титул, Альбику - благосклонность святейшего отца, а народу - дешевую святость. Король и Альбик, понятно, не хотят нажить себе врага в лице папы. Король и дал приказ: все должны выполнять папские буллы и покупать индульгенции, а кто станет мешать, тому смертная казнь. С тех пор и пошла у них потеха. Этот Тим разделил всю Чехию на области и сдал их в аренду всяким прохвостам, а те стали навязывать народу отпущение грехов за деньги. Вот и пошло: барабаны бьют, трубы трубят, продавцы во все горло, как на базаре, покупателей зазывают, обещают райское блаженство и притом дешево. Сташек неодобрительно покрутил головой: - Бедный чешский народ! Доколе проклятые попы будут его обирать? Штепан отпил из кружки, вытер ладонью рот, а ладонь о тогу и продолжал: - Каждый честный чех обязан дать отпор этим мошенникам и вымогателям последних денег у бедняков. Наш мистр Ян Гус смело обличает их проделки. Но в университете его не все поддерживают. Богословы испугались и признали буллы... Однако, смотри, наши уже сходятся. Погребок стал наполняться молодежью. Поодиночке и парами, а то и целыми группами входили студенты, подмастерья, ученики мастеров, поденщики, приказчики, писцы... Скоро погребок оказался битком набитым шумящей, хохочущей молодежью, с ее обычными шутками и зубоскальством. Все расселись за столами, но, видимо, кого-то ожидали. К Штепану подсели Ратибор, Ян Вшетечка, Мартин Кржиделко, рыжий Гавлик. Шум внезапно стих, головы всех сидящих повернулись к входу. По ступенькам медленно спускались два человека. - Мистр Иероним и пан Вокса... - пронесся сдержанный шепот между столами. Иероним Пражский на этот раз был не в своей обычной одежде магистра. Он сменил длинную черную шелковую мантию и фиолетовый берет на короткий темно-голубой камзол, легкий плащ и бархатную шапочку, плотно облегавшую голову; у бедра свешивался меч испанской работы, а у пояса на серебряной цепочке покачивался изящный небольшой кинжал.
Собравшиеся студенты и ремесленники поспешно очистили им место за столом. Иероним и Вокса, приподняв над головой шляпы, дружески приветствовали собравшихся. - У дверей не забыли поставить стражу? - прозвучал приятный, так хорошо знакомый пражанам голос мистра Иеронима. - У дверей стоят наши жаки Иосип да Костка. Чужих нет. Хозяин ублаготворен. - А что, пан Ян Жижка еще не пришел? - обратился Иероним к Ратибору. - Как назло, его король вызвал в Жебрак на охоту. - Жаль... Но все равно, давайте поговорим! - сбрасывая с себя плащ, сказал Иероним и упругим, легким движением вскочил на скамью, а оттуда на стол. Трудно было узнать в этом стройном шляхтиче магистра четырех университетов. Иероним поднял руку, призывая присутствующих к вниманию. Постепенно шум в погребке улегся и уступил место глубокой тишине. - Дорогие земляки, пражане! Завтра папские лгуны повсюду будут призывать народ Праги покупать индульгенции - эти фальшивые бумажки с отпущением грехов на сто тысяч лет вперед за помощь папе в драке с его врагом. Всесветный лжец задумал обманом содрать с чехов деньги, как он их выжал из других народов. Мы, все друзья и единомышленники нашего мистра Яна Гуса, будем бороться против папского комиссара Венцеля Тима всеми способами, хотя и знаем, что эта борьба небезопасна. Папа готовит и Яну Гусу и мне, пять раз уже проклятому разными попами, не только отлучение, но и костер. Нас это не пугает! Итак, завтра мы должны показать этим немецким попам торговцам святостью, что чехи не олухи и не трусливые овцы, позволяющие себя стричь всякому бродяге. Мы устроим такой праздник, что вся Прага будет целый месяц хохотать... Придумал я, хлапы, такую шутку: надобно выбрать одного паренька помоложе и лицом посмазливее - нарядим его в женское платье... (По шинку пронесся заглушенный смех, нахмуренные лица слушателей стали расплываться в лукавых усмешках, а в глазах загорелся огонек самого непритворного любопытства.) Нарумяним, набелим ему щеки, подведем глаза, нацепим фальшивые локоны подлиннее, потом поставим его на колесницу, набросаем туда побольше цветов и ярких тряпок, а на шею ему повесим эти самые две папские буллы... - И провезем его мимо дворца пана архиепископа в Старое Место, на Большую площадь! - добавил чей-то густой бас. - Да повесим побольше на него колокольчиков, чтобы погромче звенели! подхватил Сташек, сидевший как раз возле стоявшего на столе Иеронима. - А вокруг пойдут глашатаи и герольды с трубами! - со смехом выкрикнул какой-то молодой курносый подмастерье. В погребке наступило оживление, со всех сторон посыпались возгласы одобрения и восторженные восклицания: - Славно! Клянусь святым Вацлавом, славно!.. - Этак ладно будет! Уважим папу! - Обязательно сделаем! - Возьмем на это Пешка! Он лицом вылитая девчонка... Пешек! Пешек! Не прячься! Давай его сюда! В глубине шинка началась какая-то возня, и несколько студентов, схватив за руки, выволокли на середину небольшого русоволосого и голубоглазого студента, действительно больше похожего на девушку, чем на ученого жака. Несмотря на отчаянное сопротивление, его с громкими шутками приволокли к Иерониму. - Вот он, мистр Иероним! Глядите, чем не подойдет? Кругом стоял невообразимый хохот и шум. Пешек, красный и сердитый, стоял перед Иеронимом, силясь вырваться из нескольких пар державших его дюжих рук. Иероним, добродушно улыбаясь, посмотрел на смущенного Пешка и одобрительно кивнул головой. Затем снова обернулся к собравшимся и повелительно поднял руку. Толпа мгновенно стихла. И уже без улыбки он серьезно спросил Пешка: - Как, сынок, поможешь нам? Или боишься? - Ничего я не боюсь, пан мистр, но не хочу... в бабьем платье по Праге ехать... - чуть не плача, пробормотал Пешек. - Если ты отказываешься, никто тебя неволить не станет. Но я бы на твоем месте не обижался и не отказывался. Сам знаешь, для чего мы это делаем... Ты подумай еще, а мы пока продолжим... Тише вы!.. Когда в погребке вновь воцарилась тишина, Иероним продолжал: - Вместе с колесницей мы выедем на Большую староместскую площадь, а оттуда - на Карлову площадь и там эти буллы торжественно предадим огню как еретические. - Верно, верно! Пусть папа лопнет от злости! Думает, нашел дураков в Чехии! - Пан Вокса! Значит, можно надеяться относительно колесницы? - обратился Иероним к своему спутнику. - Клянусь честью, завтра у вас будет разукрашенная колесница с запряженной в нее парой пегих лошадей, с колокольчиками и бубенцами, с кучером-эфиопом, полное женское одеяние, фанфары, и барабаны, и все, что потребуется. Долго еще толпа буйной чешской молодежи смеялась и выкрикивала совсем не лестные пожелания и эпитеты по адресу папы, архиепископа и капитула31. Пешек легонько тронул Иеронима за полу камзола; тот нагнулся к нему. - Мистр Иероним, я согласен одеться девкой. Для такого дела пускай и посмеются, - прошептал студент, весь пунцовый. - Ну и хорошо, сынок, значит решено! - сказал Иероним и выпрямился. Только запомните: все до одного должны выйти на Большую площадь и увлечь за собой как можно больше народа. А затем мой совет: приходите не с пустыми руками, но так, чтобы не было ничего видно. Надо быть готовым ко всему и не дать в обиду наших, что будут идти с колесницей. - Знаем, всё знаем! - пронеслось по погребку. - Есть еще одно дело. Самые сильные проповедники-паписты будут выступать в церкви монастыря святого Иакова, в Тынской, в соборе святого Витта и в замке. Нужно туда послать дельных ребят, с хорошими мозгами и острыми языками, чтобы они выступили против папских булл. Кто желает? Но предупреждаю: дело небезопасное. Все богатые пражские немцы - наши враги и будут заодно с попами и монахами. - Позвольте мне, пан мистр! - первым выступил Штепан. - Я пойду! - крикнул басом Мартин Кржиделко, проталкиваясь к столу, на котором стоял Иероним. - Я им уж скажу такое, что народ со смеху покатится, а папские комиссары от сраму удавятся. - Тогда и я пойду, а заодно и песенку им спою! - прозвенел звучный баритон Яна Вшетечки из Слани, популярного ваганта. - И я! - пылко закричал Сташек, ероша свои длинные вьющиеся золотые кудри. - Хотя я и не чех, а поляк, задам им перцу! - И я, и я! И меня пошлите!.. - со всех сторон кричали, просили, требовали. Вновь в погребке возник невообразимый шум от выкриков, громких разговоров, гулко отдававшихся под каменными сводами просторного погребка. - Будет! - крикнул зычно Иероним. - Потом условимся, кто куда пойдет. Снаружи раздался протяжный свист, повторившийся трижды. - Мистр Иероним, тревога! - Пойди узнай, что там, - приказал Иероним. - Городская стража идет обходом! - громко крикнул кто-то с лестницы. - По домам! - скомандовал Иероним. Спрыгнув со стола, надел плащ и уселся вместе с Воксой за стол. - Хозяин! - позвал Вокса. - Жбан пива, да получше! Студенты группами стали расходиться. Иероним с Воксой остались в погребке. Ратибор со Штепаном сидели за столом, как самые обыкновенные пражане, пожелавшие отдохнуть от дневного июньского зноя в прохладном гостеприимном погребке и охладить разгоряченное горло кружкой холодного, как лед, пенистого пива. Но ни Ратибор, ни Штепан, ни Вокса с Иеронимом Пражским и вообще никто из бывшей на собрании молодежи не заметил, как один скромный студент, внимательно прослушав все, что говорилось в погребке, выйдя на площадь, быстрыми шагами направился к Суконной улице. Пройдя несколько шагов, он остановился у нарядного двухэтажного дома. Студент подошел к калитке и осторожно постучал. Вместе со звяканьем щеколды послышался хриплый лай цепного пса. Видимо, студента ожидали калитка тут же открылась. Рослый угрюмый немец-слуга провел студента через маленькую боковую дверь в прихожую и, постучав, скрылся в ближайшей комнате. Через секунду он снова появился и дал знак посетителю войти. Студент вошел, теребя в руках засаленный берет. В небольшой комнате за столом сидел Шимон. Не вставая, он предложил вошедшему свободную табуретку. - С чем пришел, Антох? - холодно спросил он по-немецки, хотя посетитель был таким же чехом, как и сам Шимон. Антох наклонил к Шимону свое остроносенькое лицо и начал докладывать быстрым, захлебывающимся шепотком обо всем, что он услышал и чему был свидетелем в шмерговском погребке. Шимон слушал его с неподвижно-высокомерным лицом, не проронив ни одного слова. Наконец все было сказано. Шимон после некоторого раздумья вынул из сумочки у пояса кусок бумаги и свинцовый карандаш: - Повтори, кто должен идти по церквам. - В церковь монастыря святого Иакова - некий вагант, по имени Ян Вшетечка, из Слани, в замковую церковь, что в Старом Месте, - сапожник, по имени Станислав, из Кракова, а в Тынскую церковь - студент Штепан, из 3ельенки, по прозвищу Скала. При имени Штепана в глазах Шимона промелькнула искорка, а его тонкие красивые губы чуть шевельнулись в недоброй усмешке. - Очень хорошо, Антох! Думаю, что могу тебе обещать щедрую награду от его высокопреподобия. Пока же ступай: наблюдай, слушай и аккуратно доноси все, что увидишь и услышишь. Иди с миром! Антох изогнулся в поклоне и, сутулясь, выскользнул в дверь. Держа в руках бумагу, Шимон прошел через несколько комнат обширного дома богатого купца Зуммера спокойной походкой человека, чувствующего себя в этом доме, как в своем собственном. Недавняя помолвка его с пышной, белокурой, но несколько массивной и туповатой дочерью купца Эрной давала ему на это право. Подойдя к тяжелым, из мореного дуба дверям, Шимон осторожно постучал и, дождавшись ответа, вошел в обширный зал с богатой мебелью и большими картинами на отделанных полированным дубом стенах. В креслах вокруг стола сидело несколько духовных и светских особ. Посередине восседал грузный, широколицый, с багровыми щеками и толстым красным носом пожилой священник. Лицо его гораздо больше подошло бы трактирщику или барышнику, нежели духовному лицу, хотя он являл" собой высокую персону комиссара святейшего престола, декана Нассау, преподобного Венцеля Тима. Рядом сидел второй комиссар - прелат неопределенного возраста. Это был лиценциат прав Пац из Болоньи. Далее были всё хорошо знакомые Шимону лица: инквизитор Маржек Рвачка, Ян Протива, Михал де Кауза; тут же присутствовал ратман Иоганн Ортлин, пуркмистр Петер Вагардоф и начальник городской стражи. Комиссар Тим пристально взглянул на Шимона: - Наш верный сын церкви Шимон, кажется, желает нам что-то сообщить? Шимон скромно опустил голову: - Если ваше высокопреподобие разрешат мне... - Валяй, валяй, сын мой, не задерживай! - небрежно бросил Тим. - Завтра проклятые еретики, по наущению сына дьявола Яна Гуса и его помощников - богопротивного Иеронима и нечестивого Воксы из Вальдштейна, решили при всем народе с сатанинскими обрядами и великим кощунством предать огню на Большой площади буллы нашего святейшего отца. Кроме того, множество злодеев из этой сатанинской шайки замышляют всячески мешать проповедникам святых индульгенций. Причем самые зловредные их подстрекатели направятся в храм святого Иакова, в Тынскую церковь и в замок. Обращаю внимание вашего высокопреподобия на эту бумагу. В ней записаны имена еретиков, из которых опаснейший - некий студент, по имени Штепан Скала, ибо отец его был в свое время предан костру как закоренелый еретик. Маржек Рвачка взял список и внимательно его просмотрел. Комиссар некоторое время в раздумье постукивал по столу массивным золотым перстнем с огромным аметистом, затем кивнул Шимону: - Ступай пока, сын мой, святая церковь не забудет твоего рвения... Да, чуть не забыл! - И Тим перешел на чисто деловой тон: - Ты просил предоставить тебе в каком-либо приходе исключительное право торговли свечами. Изволь: нашему ревностному сыну мы. дадим поставку свечей в богатом приходе. Далеко не уходи, ты еще понадобишься. Когда дверь за Шимоном закрылась, Тим обвел всех взглядом: - Ну, что вы скажете? До чего осмелели! Поднять руку на папские буллы! Если так пойдет дело и дальше, я вернусь в Рим с пустым карманом. Черт побери! Господин пуркмистр, вы должны разделаться с ними - у вас есть городская стража и тысячи здоровых, хорошо вооруженных немцев. Пообещайте всем полную индульгенцию, Пуркмистр вздохнул и вяло проговорил: - Сделаем все, что можно будет сделать. Но, взглянув искоса на комиссара, про себя подумал: "Посадить бы тебя на наше место - любопытно, что бы ты сделал?" - Что же касается замысла еретиков помешать нашим проповедникам... Именем наисвятейшего отца, папы Иоанна XXIII, приказываю тебе, господин пуркмистр Старого Места, указанных в этом списке еретиков захватить на месте преступления и на основании приказа короля немедленно обезглавить их тут же на Большой площади. - И, сделав минутную паузу, с едкой иронией добавил: - Достойно удивления, что до сих пор среди вас не нашелся еще добрый католик, который избавил бы святой престол от двух главных еретиков, двух воистину воплощенных дьяволов - Яна из Гусинца и Иеронима из Праги. А как было бы хорошо увидеть их на костре!.. - мечтательно проговорил Тим и тут же строго и сурово заключил: - Я сказал. - Аминь! - ответили хором остальные,