— Неужели обещал ему хранить верность? — ухмыльнулась она.
«Какой же ты простачок, что позволяешь ему вертеть тобой», — слышалось недосказанное.
Кольтира пожал плечами, вежливо распрощался и ушел, утешая себя тем, что Сильвана тоже недовольна итогом разговора. Он проторчал в Подгороде еще несколько дней, внаглую заявив Клеа, что решил у нее погостить. Ждал вестника от Этаса. И вовсе не со словами о прощении — с чего бы вдруг. Просто королева после победы посещала Элун’аран, наверняка виделась там с родственниками. Могла и пожаловаться на одного несносного барана.
Кольтира рассчитывал получить претензии и угрозы, мол, будешь мотать нервы любимой кузине — испепелю, или что-то в таком духе. Даже ответ продумал: скажет что-нибудь типа «вот приходи и собственноручно дай мне по морде, только силу рассчитывай, а то пальчики поломаешь». Этас, конечно же, тоже за словом в карман не полезет, а там уже контакт налажен, можно и к делу перейти.
Прошло две недели, но вестник так и не появился. Единственное полупрозрачное и серебристое, что маячило поблизости — это раздражающее привидение Ноэллин. Он язвил, будто весь Подгород смакует сплетню, что любовник королевы мчится к ней по щелчку пальцев. А еще этот гаденыш натренировался ловко уворачиваться от заклинаний, и потому успел за эти дни достать Кольтиру до печенок.
Может, издевки Ноллина внесли свой вклад, может гордость взыграла, но Кольтира решил не соглашаться с тем, что его оставят без награды. Золота не дают — так хоть королеву трахнет!
— Ты пришел ко мне, понадеявшись, что мечтаю, чтобы ты передумал? Думал, я жить без тебя не могу? — удивилась она. И прежде, чем он успел ответить хоть что-нибудь, Сильвана холодно и резко приказала: — Убирайся!
Кольтира пожал плечами и вышел. Что-то тяжелое грохнуло о дверь с той стороны и, судя по звуку, разбилось.
— Баран! — в сердцах рявкнула королева. Не слишком громко, не используя силу голоса банши.
Ну вот, опять он баран. Не надо было отказывать ей тогда или не стоило приходить сейчас. А может, он напрасно послушался этого «убирайся». Кто ж поймет эту женщину!
Из города его не выдворяли, но больше тут делать было нечего. Когда потребуется — его позовут, это он уже уяснил.
Маг перенес Кольтиру в Даларан, оттуда он уже двигался своим ходом. Позвал Тумана, чтобы тот встретил его на полдороги, и тот предсказуемо появился не один.
За четыре месяца войны Кольтира дважды нашел время написать Тассариану. Вряд ли письма добрались до Борейской Тундры быстрее, чем он сам, но обещание есть обещание. И действительно, первым же вопросом любовника было требовательное:
— А писать кто будет?
Допросы Кольтира не любил, но Тассариан не скрывал, что извелся тут от ревности и беспокойства. Можно было хоть поязвить на эту тему, и то развлечение, хоть и быстро приедается.
— Да не было у меня с ней ничего! — раз сто пришлось рявкнуть Кольтире прежде, чем тот поверил. Но ведь правда, ничего не было!
— Едем домой, — Тассариан похлопал его по руке, держащей поводья. — У меня для тебя сюрприз.
Кольтира с подозрением сощурился. Выросший среди людей, для которых отношения между мужчинами были дикостью, Тассариан нередко совершал очень странные поступки в попытках… Ну, строить отношения или ухаживать, или как он там называл это в своей голове. То допытывался, могут ли у эльфов двое мужчин пожениться. Как-то раз притащил букет тигровых лилий — ярких оранжевых цветов, которые растут лишь в Низине Шолазар, все еще защищенной неведомыми чарами от появления нежити. Неоднократно предлагал завести кота: превратить в нежить одного из терропардов, — потому что «в каждой семье должен быть кот». То притаскивал Кольтире какую-то безделушку в подарок.
Причем каждый раз, сделав подобный «сюрприз», Тассариан был уверен, что он ого-го какой молодец, и его нужно за это поощрить. А сейчас еще и за свое терпение счет предъявит…
Дорога до дому заняла три недели: они не торопились, не гнали коней. Даже привалы делали: не потому что немертвым вдруг потребовался отдых, а просто Тассариану не терпелось потрахаться. После секса он крепко, до хруста костей, прижимал Кольтиру к себе, зарывался лицом в его волосы и что-то неразборчиво бормотал ему в макушку. Правда, что ли, боялся, что Кольтира не вернется?
По пути Тассариан рассказал последние новости: в Нордсколе их было, как обычно, не много. У гномов опять что-то шумно и дымно взорвалось, а еще у какого-то сложного механизма сломались железные мозги, и тот начал убивать все, что шевелится. Тассариан помогал его уничтожить, и очень жалел, что рядом не было Кольтиры: темная магия на механизм не действовала, а вот если бы Льдом его сковать…
Лерисса писала. В очередной раз «окончательно» рассталась со своим дренеем и собралась переехать в Дольный Очаг, и потому спрашивала разрешения брата продать домик и землю в Западном краю.
— Так это я ей дом купил? — удивился Тассариан.
К нему вернулась лишь небольшая часть воспоминаний, и различные бытовые мелочи в эту часть не входили. К счастью, и самые неприятные моменты нежизни он тоже забыл крепко и надежно. Из всего служения Плети вспомнил лишь уроки Фалрика и разговоры да секс с Кольтирой. Словно чувствовал, какую часть памяти лучше не трогать.
Да и Кольтира всеми силами мешал ему встретиться с теми, кто мог сболтнуть лишнего. Наотрез отказался ехать в Мрачный Свод, навестить собратьев по Черному Клинку. Удовольствие лицезреть рожи Джейд, Керитоза и Минкс не стоило того, чтобы потом терпеть несчастного и вечно виноватого Тассариана вместо нормального любовника.
Дома Тассариан отвел коней в выделенное им крыло крепости и вернулся, пряча руки за спину. Предвкушающе ухмыльнулся в бороду. И протянул…
Выкупил все-таки. Наверняка в долги залез. Болван.
Кольтира осторожно взял в руки Лозу. Знакомый узор, имитирующий стебель, покрытый фигурными листьями. Круглый щиток с гербом Квель’Таласа — в прежних, бирюзово-золотых цветах. Царапина на рукояти…
— Спасибо, — выдавил Кольтира. Он не считал себя вправе прикасаться к Лозе, но отказаться от нее снова не посмеет.
Он не искал ее, наткнулся на нее в лавке случайно, и не собирался выкупать — но вот она здесь. Было что-то завораживающее в этой случайности. Это так странно, что после всего, что он натворил, отцовский лук вернулся к нему. Кольтира не особо верил в знаки судьбы, но не могло же такое совпадение совсем ничего не значить!
Он очертил пальцами рельеф на рукояти. Прикрыл глаза, вспоминая, как выглядел этот лук в руках капитана Ткача Смерти. Воспоминание было таким ярким, словно и не было этих тринадцати лет со дня его гибели…
Кольтире казалось, что вот-вот случится что-то необычное, но долгожданное. Прозвучит голос отца, произносящий слова о прощении. Нет, отец бы выразился не так. Сказал бы что-нибудь о том что пора браться за ум и больше не повторять своих идиотских ошибок. Впрочем, смысл остался бы тем же. Отец всегда знал, как нужно поступать, он бы вправил сыну мозги и снова научил жить правильно, по чести. Кольтира изменил бы свою нежизнь как угодно, лишь бы снова услышать одобрение в голосе отца.
Его могила была далеко, но недаром же говорят, что в любимых вещах остается часть души эльфа. Наверно, если бы отец очень хотел сказать ему что-то, то нашел бы способ вернуться на пару минут хоть из самой Круговерти.
Кольтира явственно помнил голос отца. И его манеру говорить тихо, но отчетливо, когда очень сердится. А когда хотел сказать что-то по-настоящему важное, отец смягчал интонации. Кольтира был готов услышать от него что угодно: и слова поддержки, и совет, и резкую отповедь.
Но голос не прозвучал. Кольтира горько и зло оскалился. Он снял со стойки свой лук и повесил на его место Лозу. Пусть висит тут, как молчаливый укор, напоминающий об утраченном прошлом.
И хватит уже надеяться на прощение.