Они пересекли улицу и вошли в длинный узкий проулок, грязный и тесный от набросанных по обеим сторонам бревен, досок, лодок и целых куч мусора, песка и навоза, и Денис уже жалел, что выбрал этот короткий путь, но спутница его не обронила ни слова неудовольствия и покорно следовала за ним. И это последнее, как и столь необычное и неожиданное знакомство с господской девочкой, оказавшейся вовсе и не «буржуйкой», приятно волновало Дениса. Даже злой, пронизывающий ветер, казалось, щадил его и не вызывал более такого озноба.
— Не понимаю, зачем эти революции? Денис, вы не знаете, зачем революции?
— Нет, не знаю, — не сразу ответил Денис. Ему не хотелось огорчать девочку. Ведь революция должна прогнать всех господ и Верочкиного отца тоже. А разве она, Верочка, виновата?
— И я… Папа́, когда у нас гости заговаривают о делах, всегда гонит меня. А когда я спрашиваю его, он заявляет, что я еще мала, что мне еще рано знать и что просто все это пустые смуты, недовольства… Разве нельзя жить без смут? Денис, как вы думаете?
Денис не ответил. Сейчас он думал о том, что Верочка, наверное, очень умная, что она вообще удивительная, непохожая на всех остальных господских девчонок, и что им скоро придется расстаться.
— А я так считаю, — продолжала болтать Верочка, — что, если бы люди не завидовали друг другу, а довольствовались тем, что у них есть, они никогда бы не ссорились и не воевали. Игорь, например, говорит, что все исходит от зависти. Вы согласны?
— Не.
— Вот как?
— Факт. Отец на заводе вон как работает, молотобоец он, я тоже, мать пароходы и баржи моет, а зарабатываем — на жратву только…
— Фу, гадкое слово! Ну зачем вы так выражаетесь, это скверно. Скажите: «еда»… Вы не сердитесь на меня? Я вам по-дружески…
— А чего сердиться, — слегка обиделся Денис.
— Тогда продолжайте, пожалуйста, я перебила вас. Только не говорите: «не» или «факт», это грубо. А почему вы так мало зарабатываете?
— Потому что несправедливость, — помедлив, ответил он. — Хозяева — те тысячи зарабатывают, а мы… — Он хотел сказать «фиг», но сдержался.
— Это большевики так внушают. Папа́ говорит, что все эти бунты и революции исходят от большевиков, чтобы им взять власть в свои руки и владеть всем-всем. Он говорит, что это очень гадкие и опасные люди…
— Неправда! Дядя Илья тоже большевик, его даже в тюрьму сажали, а он знаешь какой…
— Ваш дядя?
— Не мой! Кузнец он, у нас работает. А он знаешь какой хороший? Он нам знаешь сколь раз помогал? Да если бы не он, отец бы все в подсобных да в подметалах был…
Иногда Денис натыкался на лужи, которые обойти было невозможно, и тогда он великодушно подставлял спутнице свою спину, а та охотно, даже весело, «переезжала» препятствия и непременно благодарила его. Словом, совместное путешествие, несмотря на некоторые разногласия в суждениях, Денису доставляло все большее удовольствие, хотя ботинки его давно уже промокли насквозь и ветер продолжал неистовствовать так, что приходилось почти кричать, чтобы слышать друг друга.
Но проулок все-таки оборвался, как неизбежно обрывается все, даже самое-самое. Они снова оказались на улице, такой же большой и грязной, как та, на которой была «Мариинская женская гимназия». А значит, близко и дом Верочки.
По дощатым тротуарам бежали подгоняемые злым ветром редкие путники, громыхали по булыжной мостовой колеса одинокого экипажа или телеги, копошились убогие старушонки, извлекая из грязи лоскуты красных и белых полотнищ, разные случайные вещи.
— Бедная старушка. И мне совсем нечего ей подать, — шепнула шедшему рядом задумавшемуся Денису Верочка.
Денис оглянулся на сидевшую возле забора нищенку и, не раздумывая, подбежал к ней, высыпал в ее синие от стужи ладони из карманов куртки вареные картофелины, хлеб и жиденький ломоть сала — все, что мать собрала ему в затон на работу. Сделал бы это Денис в другой раз, без Верочки? Возможно бы, и сделал. Бывая с отцом в городе, они нередко делали то же. Но сейчас это было даже приятно.
— Как это благородно с вашей стороны! Какой вы действительно добрый! — воскликнула Верочка, когда они отошли от старушки. — Нет, вы действительно очень добрый. Вы и со мной были очень добры. Я непременно должна отблагодарить вас. Сколько вам лет?
Денис ждал этого неизбежного и неприятного вопроса. Маленький, не по годам, ростик Дениса был для него самым большим несчастьем: ровесники часто глумились над ним, а с малолетками ему было скучно.
— Пятнадцать.
— Так много? А я думала, мы ровесники. Мне двенадцать, но всегда дают тоже меньше. Вы в каком?