Игорь Чубаха
За пригоршню астрала мистерн
Книга публикуется в авторской редакции.
Все заклинания и ритуалы изменены, всякое совпадение случайно. Лицо, нарушившее любые авторские права по данной книге, подпадает под Третий Вид Латентного Проклятия.
ФРАГМЕНТ 1 ГЕКСАГРАММА ГУАНЬ «СОЗЕРЦАНИЕ» УМЫВ РУКИ, НЕ ПРИНОСИ ЖЕРТВ[1]
Понедельник. Луна в Козероге. Восход Солнца — 7.23, закат — 17.03. Приснившееся ночью не сбывается и никакого значения не имеет. Овнам в конце месяца рекомендуется умерить активность и заняться личными делами. Многие кармические системы Азии рекомендуют в этот день выбирать дороги на Север и Запад, а не на Юг и Восток.
Двор был типичным для центра Питера. Сырой и грязный. На фоне непрозрачно-серого неба зло шелестели под пронизывающим ветром почти осыпавшиеся узловатые тополя. Жирная черная вода в лишаях колдобин там и сям отражала ядовито-оранжевые прямоугольники проснувшихся окон.
Патрульная машина с не заглушенным двигателем стояла в пяти метрах от группы людей. Серо-фиолетовых в серо-фиолетовом утреннем сумраке. Таким же серо-фиолетовым казался огромный мусорный контейнер за их спинами. Несколько сорванных ветром листьев прилипло к его шершавым бокам.
Шофер не позаботился выключить мигалку машины, и мечущийся по кругу кислотно-голубой холодный свет то окатывал стынущих людей, припечатывая к трещинам асфальта уродливые кособокие тени, то прошивал черные закоулки двора. Утренний озноб забирался под куртки и плащи. Кислая вонь от контейнера щекотала ноздри.
— Да выруби ты мигалку! — сипло крикнули шоферу, не особенно заботясь, что разбудят еще не продравших глаза жильцов ближайшего дома. — Ни фига ж не видно!
Но дискотечное пятно продолжало плясать — наверное, шофер закемарил в тепле салона.
Жалобно тявкнула и завыла жмущаяся к ногам хозяина собачонка. Ее хозяин маялся в сторонке. И любопытно, и колется.
Группа состояла из пяти человек — еще не прозевавшихся, но уже злых. На осень, на погоду, на свою дурацкую работу.
— У меня для тебя две новости. Одна хорошая, одна плохая, — передвинув на две трети скуренную и на треть обслюнявленную сигару в угол рта, сказало одно должностное лицо, в высокой шляпе, другому. Его светло-коричневое драповое пальто в проблесках «мигалки» казалось чуть зеленоватым. Ветер хватал за полы, норовя пробраться под драп и там согреться. Но, несмотря на холод, должностное лицо стояло, по-ковбойски широко расставив ноги.
— Ну? — заинтригованное облачко пара поглотил сумрак.
— Горло — сплошная рана. А кровищи вокруг, как кот… наплакал.
— А какая хорошая? — лениво, сквозь зубы процедило второе лицо.
— Это и была хорошая.
Особо резкий порыв ветра чуть не сорвал шляпу, и ее обладателю пришлось, выбросив руку из рукава, ухватиться за фетровое поле. Шляпу он поймал профессионально ловко, как карманника на кошельке.
— Опять серия, — не улыбнулось на штатную шутку лицо без шляпы. — Кто труп обнаружил? — Лицо явно еще не успело настроиться на рабочий лад после блаженных выходных. Не хотелось лицу ни улики коллекционировать, ни свидетелей опрашивать. Пар-р-ршивая служба.
— Дворничиха. Вон у стенки мнется, — ответ прозвучал тоже без энтузиазма.
Который без шляпы посмотрел. Дворничиха была в наличии. И он уже собрался, бряцая подковками, направиться к ней — до приезда экспертов задать пару-тройку скучных вопросов, — но тут к группе, отважно ступая (лужи там или не лужи), под ноги не глядя, приблизилась распатланная восьмидесятилетняя мегера в накинутой поверх домашнего халата фуфайке.
— Кто тут старший? — требовательно спросила старуха. В руке намертво зажато ведро с мусором. Глаза жадно косят на прикрытое бурым картоном распростертое тело. С одного краю из-под картона торчит пара стоптанных ботинок, а сбоку — кисть руки со сведенными судорогой серо-фиолетовыми в утреннем сумраке пальцами.
Двое бредущих по переулку работяг посчитали возможным сбиться с маршрута — работа не волк — и мимо облезлой коробки хоккейного поля, мимо почти осыпавшихся тополей направились к месту действия. Теперь подойти поближе можно и Максиму Максимовичу. И он, оставив подворотню, аккуратно обошел три черные лужи, дряхлый «москвич», принадлежащий кому-то из жильцов дома, не новый «фольксваген» с фээсбэшными номерами и патрульный «жигуленок» с настырной мигалкой.
— Бабуля, тебе чего? — без энтузиазма спросило ответственное лицо в шляпе. Максимыч его знал по фотографиям: Перебродьков, Лев Николаевич. Зам четырнадцатого отдела Петербургского ФСБ.
Что тут делает ФСБ? Кроссворд отгадывался элементарно. Дежурный по городу спросонья перебросил сигнал не в районный ООТП,[2] а коллегам. Коллега уже на месте сориентировался и кликнул, кого положено. А сам остался «подежурить» до приезда бригады. Мало ли что…
Его собеседник, который без шляпы, тем временем ногой поправил картон, чтобы тот закрыл от посторонних глаз руку жертвы.
— Старший кто? — не отступала старуха, косясь на тело мученика. Тоже понятно: от того, углядит она что-нибудь или не углядит, зависит ее недельный рейтинг у приятельниц. Страшная это была старуха. Косматая, крючконосая, с волосатой бородавкой на губе.
— Ну я, — выдохнул очередное облачко пара человек без шляпы. Максимычу и он был известен: Калинин, Виктор Дмитриевич. Пятьдесят четвертого года рождения. Разведен. Выговор без занесения за превышение полномочий.
— А документик у тебя имеется? — хитро прищурилась ведьма, как будто все только спят и видят, чтобы ее обмануть.
Без шляпы нехотя полез за пазуху и выудил удостоверение. Привычно раскрыл, предъявил и собрался прятать.
— Начальник отдела по особо тяжким преступлениям управления внутренних дел Адмиралтейского района. — Говорил Виктор Дмитриевич негромко, чтобы не глотать лишние кубики прелой вони, исходящей из мусорного бака.
По блеклым пятнам опавших листьев подошли еще двое не спешащих на работу зевак.
— А можно еще разок глянуть, а то я без очков не дюже зрячая? И как фамилие твое, повтори. — Ведьма оскалила в жуткой улыбке редкие зубы. Что значила улыбка — бес ее разберет. Но настолько эта гримаса была кошмарна, что все до единого — и члены группы, и зеваки — невольно отшатнулись.
— Бабуля, не томи. Говори, если есть что сказать, — начал накаляться, как включенный утюг, начальник ООТП. Ох, не нравилась ему старуха. Чувствовал командир: здесь что-то не то.
Максимыч же наклонился всем туловищем вперед, боясь пропустить мимо ушей какую-нибудь важную деталь.
— Ну, коли ты здесь главный, то скажи, можно мне мусор высыпать?
Стоящий рядом с начальником гражданин в высокой шляпе, метко плюнув окурком в лужу, встрял:
— Идите, бабушка, погуляйте. Когда можно станет, мы к вам тимуровца пришлем.
Говорил он, стараясь смотреть в сторону. И блуждающий взгляд его вдруг столкнулся с внимательным прищуром Максимыча. Который в шляпе мгновенно подобрался, охотничьим своим чутьем зафиксировав, что вот этот гражданин, в плащике с готовой оторваться нижней пуговицей, излишне умными глазами впитывает обстановку. Чересчур уж настырно для рядового лоха.
Бабушка, вероятно, только и ждала от ворот поворот. Она отступила на два шага, поставила ведро на грязный асфальт, подбоченилась и открыла редкозубую пасть:
— Это что же получается?! Бедной женщине, значит, уже и мусор выкинуть нельзя?! Сначала, значит, со своим Черномырдиным пенсию задерживаете, а теперь и мусор!
Каждое слово «мусор» больно било по ушам начальника ООТП.
— Бабушка, Черномырдина давно сняли, — примирительно сказал зам. отдела, меж тем не выпуская из-под наблюдения подозрительного гражданина в простецком плащике и простецкой же кепочке. Низкие седые брови, прямой нос, губы сжаты в ровную линию. Глаза внимательные, но… Но не настолько, чтобы тут же, на месте, гражданину крутить руки. Или подвел фээсбэшика обманчивый луч мигалки?
— Для отвода глаз сняли! А на самом деле ему поручили с нашими пенсиями сбежать в заграницу! — брызнула отравленной слюной ведьма. А глаза продолжали поедать скрывающий труп картон и торчащие из-под картона подошвы.