"Не линия важна, важна дорога". Что это было в словах Панфилова? А было это пониманием главного. Он нашел то уязвимое место, где немцы могут иметь наибольшую скорость продвижения. А значит, будут продвигать свои основные силы по этим направлениям. И придумал тормозить их именно там. Сковывать их именно там.
Все это, конечно, сказано предельно упрощенно. Думаю, что профессиональные военные найдут другие слова, более правильные и точные, чтобы объяснить стратегию и тактику оборонительных боев под Москвой.
Нам же, я думаю, достаточно понять главное в причинах успеха дивизии Панфилова. Главным же, на мой взгляд, был неотступный поиск, неустанное напряжение мысли генерала. Постоянное думание. И смелость, чтобы решиться применить задуманное в жизнь. И воля, чтобы его воплотить.
Ведь осмысленной была даже и сама гибель генерала.
Из повести Александра Бека "Волоколамское шоссе":
"- И тут у меня жидко, и тут страшновато, - говорил Панфилов, показывая на карте. - А сижу здесь и штаб держу, товарищ Момыш-Улы, здесь. Надо бы немного отодвинуть штаб, но тогда, глядишь, и штабы полков чуть отодвинутся. А там и командир батальона стронется, подыщет для себя резиденцию поудобнее. И все будет законно, все по правилам, а... А в окопах поползет шепоток: "Штабы уходят". И глядишь, солдат потерял спокойствие, стойкость".
Он и погиб, как солдат, при минометном обстреле штаба дивизии. Не потому, что не ожидал прорыва сюда немцев. А потому что каждую минуту заботился о солдатской душе, о ее стойкости. Все им было брошено на то, чтобы устоять. Все у него было к этому направлено, все его мысли и сама его жизнь.
Мысль. Решимость. Воля. Все это, приложенное не просто умным, но безусловно талантливым человеком, и помогло генералу Панфилову создать свою дивизию и совершить вместе с ней великий подвиг.
***
Согласитесь, что на фоне всего этого история одного боя одной из рот этой дивизии кажется не такой уж существенной. Но нет. Вспомним еще раз слова Сергея Шаргунова о том, что отечественная история - это ее герои. Да, все правильно. История без имен - это история ни о чем.
Так как они появляются, эти имена?
Думаю, что у людей, убежденных в том, что все в этом мире устроено справедливо, вызовет протест утверждение о том, что это на самом деле не так. Мир, окружающий нас не совершенен. А потому ждать от него полной и всеобъемлющей справедливости не стоит. Можно стремиться к тому, чтобы справедливости стало больше, это так. Но абсолютной справедливости нет и не будет.
В применении к войне это выражается обычно в том, что и награды, и наказания на ней во многом лишь дело случая.
Все это в полной мере относится и к истории, которая называется "Подвиг двадцати восьми панфиловцев". Конечно, не случайно, что военные корреспонденты искали примеры героизма именно в этой дивизии. Она тогда была на слуху, она только что стала гвардейской и краснознаменной, где еще искать материал, если не там?
Случайностью было другое. То, что выбрать его нужно было из мешанины правды, слухов и предположений. Политотдел имел о тех боях только те немногие обрывки сведений, которые возможно было увидеть и узнать в урагане той свирепой битвы. И только из этого немного можно было найти что-то для газеты. Все остальное было следствием этого.
Конечно, весьма вероятно, что генерал Панфилов, со свойственным ему неистощимым любопытством к деталям, впоследствии постарался бы выяснить подробности того, какие именно горстки людей в разных точках обороны заставили немцев затормозить и не прорваться в глубину обороны его дивизии. А может, и не узнал бы. Потому что и дальше были жестокие бои и во множестве ежедневно появлялись новые эпизоды, новые обстоятельства, новые точки кристаллизации обороны.
Хотя именно 16 ноября решалось многое. И самый первый удар немцев был наиболее сильным. Решал он саму судьбу обороны, поскольку известно много примеров того, что многие другие дивизии в начале войны не выдерживали как раз этого самого первого, сильного и нерастраченного удара.
Но генерал Панфилов погиб. И доискиваться до подробностей того, кто именно остановил немцев, стало некому. Новый командир дивизии оказался сразу же в тяжелой обстановке и входил в курс дела прямо на поле боя. К тому же, судя по некоторым отзывам, относился он к славе своего предшественника ревниво. И, соответственно, не очень большое внимание уделял боевым традициям этого уникального воинского коллектива.
Поэтому, когда впоследствии в прокурорской справке в качестве одного из доказательств было указано, что о бое у разъезда Дубосеково в дивизии ничего не знали, и подвиг этот не пропагандировался, объяснение этому было до банальности простое. Новый командир дивизии хотел, чтобы ее история начиналась именно с него.
Именно поэтому восстанавливать ход событий начали только тогда, когда в дело вмешались работники газеты. Как они это сделали, правильно или неправильно, это вопрос другой. Но без их усилий подвиг дивизии вообще мог оказаться безвестным. Что же касается претензий к качеству их работы, то они не совсем справедливы. Материал надо было давать как можно скорее и в условиях острого недостатка информации. Это тогда. А сегодня той спешки нет, и знаем мы намного больше. Но посмотрите на убогость качества некоторых современных толкований того же материала.
Те, кто говорит о том, что там полегла почти вся рота, правы. Но они же говорят и о том, что раз дралась вся рота, то подвига этих двадцати восьми не было. А был подвиг ста. Только непонятно, каким образом подвиг ста отменяет подвиг двадцати восьми. Просто имена части из них стали известны на всю страну, а имена остальных остались безвестными.
Но ведь так всегда и бывает. Обычно награждают и, соответственно, прославляют лишь некоторых из всех. Как бы героически не сражались все. Однако в наградные списки из всех, хорошо, если попадают лишь несколько. Обычно одно или два имени на сто или тысячу. А здесь вдруг целых двадцать восемь имен. Случай уникальный, особенно для того времени.
Но сегодня это кого-то почему-то возмущает. Возмущает, что не наградили сто или двести. А раз не наградили, значит... Наверное, надо было, чтобы и имена двадцати восьми остались точно также неизвестны. Тогда было бы справедливо. Тогда возмутившиеся успокоились бы.
Конечно, то, насколько громко и настойчиво славился на всю страну подвиг двадцати восьми, остальным панфиловцам иногда могло казаться не совсем справедливым. Поскольку многие из них знали о других подвигах, о которых не писалось на всю страну. Во всяком случае, так настойчиво. Но это не означает вовсе, что другие подвиги замалчивались. Их, других, награждали, не всегда, конечно. Но кто мог похвастаться тогда, что все, сделанное им, отмечено? И не только в панфиловской дивизии. Тогда ведь вообще награждали крайне скупо.
Вспомним, кстати, здесь же о посмертной Звезде Героя для Баурджана Момыш-Улы.
С другой стороны. О каком замалчивании можно говорить, если упомянутая здесь книга Александра Бека "Волоколамское шоссе" описывала подвиги других панфиловцев. Напомню, что первоначально она была издана в 1943 году. В ней нигде не упомянуты те самые двадцать восемь . Книга рассказывает о других людях, другого полка. И события там обрываются на моменте, когда о двадцати восьми не могло еще быть известно.