И они вошли в низкие ворота.
Василий Папин, к которому Афанасий обратился с просьбой помочь ему вызволить из плена своих товарищей, не хотел вмешиваться в эти дела. Папин был человек осторожный. Не зная чужих обычаев, он боялся, как бы не уронить государево достоинство. Он не знал, кому из мурз, ханов и беков ему должно кланяться, а кому нет. А чтобы не совершить невольной ошибки, он почти не выходил из караван-сарая. Свои дела он почти закончил. Папин был доволен, что ему удалось в целости довезти дорогой государев дар — девяносто кречетов, — и теперь ждал, когда шемаханцы соберут ответные дары, чтобы тронуться в обратный путь.
И только после долгих упрашиваний Никитина он обещал при случае похлопотать перед шемаханцами за горемык, томившихся в кайтацкой неволе.
Вязьмитин тоже отказался помогать Афанасию.
— Всё-то ты чужими делами занят, — заявил он. — Вот прожил больше сорока лет, а что нажил? Всё по чужим землям, с чужим товаром мыкаешься. Неуёмный ты человек!
— Как же бросать товарищей в беде? — возмутился Никитин.
— Ты бы попал в беду — никто бы не печаловался о тебе. Тебе что? Посол здесь — пусть он и вызволяет их. А что мне о чужих делах думать? Я и сам не знаю, как мне теперь без товара быть. На Русь с Папиным подамся, — неожиданно закончил он.
Никитин поспешил к Асан-беку. Он застал шемаханского посла за выгрузкой привезённых из Москвы товаров и подарков. Сидя на палубе своего корабля, посол наблюдал, как рабы его повелителя тащили по сходням вьюки с холстом, кожей и мехами, катили бочки воску, бережно несли клетки с кречетами.
Никитин рассказал Асан-беку про товарищей и попросил его замолвить перед шахом словечко, чтобы выручить купцов из кайтацкой неволи.
Выслушав его, посол ответил:
— Чем я могу помочь тебе? Я должен ждать, когда мой повелитель, светлейший шах, позовёт меня к себе. Сам к нему явиться я не смею.
— Что же, погибать нашим людям в кайтацкой яме? — воскликнул Никитин.
— Зачем погибать? — ответил посол и, подумав, прибавил: — Подожди, завтра я поеду к дербентскому правителю Булат-беку. Должен ему рассказать, как съездил на Русь. Он мне родственник, спрошу у него совета. Подожди.
Ранним утром Асан-бек уже встал и начал собираться к Булат-беку. Раб-персианин выбрил ему голову, подкрасил бороду. Потом с помощью слуг он облачился в синий с золотом халат и надел высокие сапоги из красной мягкой кожи. Бритую голову посла рабы обернули длинным белоснежным полотенцем.
Асан-бек сел на сухого, стройного коня и в сопровождении слуг отправился вверх, к крепости, где жил Булат-бек.
Опять пришлось ждать Никитину. Воспользовавшись отъездом хозяина, слуги Асан-бека разбрелись кто куда. Одни ушли побродить по базарам, другие нашли в городе знакомых и родичей, третьих сморил зной, и они спали, раскинувшись на солнцепёке.
Только перед закатом вернулся Асан-бек на корабль. Весело кивнув поджидавшему его Афанасию, он сказал:
— Дело твоё устроил.
Больше ничего рассказать ему не удалось.
С минаретов всех десяти дербентских мечетей раздались громкие и протяжные крики:
— Ла илла хилл алла…
Правоверные опустились на молитву. Никитин начал было расспрашивать Асан-бека, но тот замотал головой и, зажав уши, с ещё бóльшим рвением принялся бить поклоны.
Когда молитва кончилась, Асан-бек сказал Никитину укоризненно:
— Зачем мешал? Мог ждать. День ждал — мог ещё ждать.
— За товарищей тревожусь, — виновато пробормотал Никитин.
— Слушай! Булат-бек разгневался, когда узнал, что сделали с русскими кайтахи. «Другой раз купцы к нам не поедут, — сказал он, — надо их выручать». От Булат-бека поскакал джигит к подножию аллаха на земле — к светлейшему шаху Феррух-Есару в Шемаху. Наш шах Феррух-Есар женат на сестре кайтацкого князя. И если шах пожелает за спутников твоих заступиться, князь не станет с ним ссориться. Дружба шаха Ширвана важнее для кайтацкого князя, чем выкуп за небогатых купцов. Жди теперь, что ответит шах Феррух-Есар.
— А когда? — нетерпеливо спросил Никитин.
— Туда три дня, назад три, там два дня… — подсчитал Асан-бек, загибая пальцы. — Через восемь дней назад прискачет.
Прошло пять дней. Корабль давно разгрузили. Асан-бек переселился в город. Перебрался туда и Афанасий. Он поселился в том же караван-сарае, где жил Папин. Но каждый день с утра он приходил к Асан-беку.
И каждый раз Асан-бек говорил ему:
— Рано пришёл! Никто ещё не приехал! Жди.
Тогда Никитин отправлялся бродить по городу. Он ходил по базарам, побывал на конском торге, где стройные и ловкие горцы продавали персидским купцам горячих скакунов. Подолгу сидел он на берегу, глядел на неустанно бегущие морские волны с белыми барашками и на неподвижные песчаные волны — дюны, поросшие тощими колючими кустарниками и молочаем, бесконечными рядами тянувшиеся у подножья террас. Иногда он шёл в верхний город и смотрел на уходящие всё выше тёмно-зелёные лесистые горы, на извивающуюся между скал дорогу в Шемаху.