Сосед снова пропал – будто и не было его никогда. Только за пластиковым щитком кнопки дверного звонка появилась бумажка с написанным от руки печатными буквами: «ХЕДЕГОР».
С той нелепой сцены знакомства Фрэю переклинило. Стоило ей оказаться на улице, взгляд сам собою останавливался на окнах мансарды. Как всегда, занавешенных. Фрея слышала, что альбиносы недолюбливают яркий свет, но не до такой же степени? Следы подошв в парадной она оттёрла сама, пообещав себе поговорить с Лиамом и предупредить, что следующие подобные прелести будет подчищать он.
Вечером в субботу ей послышались шаги на лестнице и стук входной двери. Выглянув в окно, она увидела мужчину в толстовке с накинутым капюшоном, ссутулясь, идущего в сторону моста. Перейдя на другой берег канала, он двинулся мимо здания биржи в направлении Кристиансхавн. Был это Лиам или нет, она так и не поняла. Просидев до часа ночи за поиском более дешёвой альтернативы фирменным блокам для лука, она не услышала больше никаких звуков ни на лестнице, ни в квартире сверху.
Воскресенье выдалось пасмурным. Синоптики дружно предсказали бурю на вторую половину дня и выдали штормовое предупреждение. Инге звала Фрэю в клуб «Чёрная Скала» на художественное чтение Лавкрафта. Сославшись на погоду и головную боль, Фрэя отказалась. В конце концов, ей требовалось время, чтобы переварить случившиеся всего четыре дня назад и крепко саданувшие по мозгу «Сумерки».
После пяти вечера грянуло. Резкий злой порыв ветра выдернул занавески на улицу и треснул створкой окна, а когда Фрея подошла поправить – внезапно ворвался в комнату, едва не заехав рамой в лицо.
«Лютая гроза будет, судя по всему».
Гром ударил, будто хлопнул в каменные ладони – оглушительно, с треском – зашёлся могучими раскатами. Увидев сиреневую молнию прямо над башней Кристиансборга, Фрэя поспешила закрыть окно. Ей вдогонку небо снова громыхнуло.
Мама говорила, это тучи наползают друг на друга, в тесноте сшибаются толстыми боками, высекают искры и грохочут. Фрэя верила. Когда-то. Уже так давно, казалось…
Стало совсем темно. Она включила торшер и пошла делать какао. Над её пристрастием к детскому напитку Инге любила подшутить, но Фрэя не обращала внимания. Вкус молока и шоколада возвращал ей чувство дома. Будто бы последних шестнадцати лет не было. Будто ей ещё одиннадцать. Будто мама вкрадчивым голосом, каким доверяют тайны, рассказывает про тучи.
«Тилинь-тилинь» внутреннего дверного звонка раздалось, одновременно с очередным раскатом грома. Сердце Фрэи прыгнуло в горло и бешено забилось. Звякнула ложка, выпавшая из пальцев. И снова нетерпеливое «тилинь-тилинь» пробежалось ознобом по коже.
– Здравствуйте, герр Хедегор, – пробормотала она, подходя к двери. Интересно, что он рассыпал на этот раз.
Отперев, она встретила соседа вежливо-вопросительным взглядом, с трудом выдерживая оголтелый перестук в груди, от которого сбивалось дыхание. Да что же это такое! Волнение? Страх?… Чушь какая-то.
– Здравствуйте, Фрэя.
Её имя прозвучало чужим, слишком растянутым. Лиам странно прокатил его по языку: «Фрэй-йа».
– Привет, – сипло произнесла она и закашлялась.
На нём были другие пижамные штаны и футболка без смайла. В руке Хедегор держал бутылку белого «Sauvignon».
– Это вам. В благодарность.
Он протянул вино. Фрэя приняла – сама не замечая, что уже приглашает его войти и выпить по бокалу. «Если бы у меня ещё были бокалы…»
Альбинос чуть заметно приподнял брови и улыбнулся.
– Я не пью… вина. Доброго вечера, Фрэя, – ещё раз улыбнувшись своими бескровными губами, он ушёл.
Фрэя отступила в коридор и прикрыла дверь. Заторможено глядя на бутылку, отнесла её на кухню. И что бы ей с этим вином делать? Пить из чашки, сидя в пустой квартире в воскресный вечер и любоваться потоками дождя? Славно.
«Я не пью вина».
Интересно, а что он пьёт?
Совсем некстати Фрэю осенило, что она опять забыла поговорить с ним на счёт вытирания грязных ног о дорожку в парадной, минуя коврик прямо у входа. Но идти сейчас следом и клевать в висок после вот такого джентльменского жеста не хотелось. А чёрт с ними, с этими следами! Что же теперь, по ночам не спать?
Фрэя убрала вино в буфет, доделала какао и, до сих пор ощущая румянец на щеках, вернулась на диван к своему рабочему уголку. По стёклам с той стороны сплошным потоком лилась вода. Умиротворяя, успокаивая, усыпляя.
– Теперь ты у нас с бокалами, – Инге сунула Фрэе в руки коробку и переступила порог.