— Так вот, — кузнец пригладил бороду. — Для того чтобы вырастить такой урожай, надо посмотреть, все ли у нас готово?
— Правильно! Правильно! — зашумело собрание.
— И землю готовить заранее, — продолжал Федор Иванович. — Весна — она не ждет. Она год кормит. Понимать надо. Ты, Яков Сергеевич, заставь завтра же Ивана Клевакина диски с боронами пустить на третье поле. — Кузнец в упор посмотрел на председателя.
Толстенький, кругленький, широколицый Клевакин, подпрыгнув, словно на пружинах, вдруг заговорил, не попросив слова, с самой задней скамейки:
— Вы, Федор Иванович, не очень на нас нападайте, сорняки на полях не мы, трактористы, развели... И, если уж на то пошло, нет у нас в инструкции такого параграфа, чтоб с осени зябь боронить и культивировать.
— Нет в инструкции, — гневно, волнуясь, ответил Федор Иванович и, вынув из кармана газету, подошел к бригадиру тракторной бригады, потрясая газетными листами перед его побагровевшим лицом, — а совесть у тебя есть?.. Ты почитай, что здесь написано: хорошая зябь — залог урожая... А сорная зябь — это что по-твоему? Ты пойми: инструкции раз на много лет пишутся, а землю каждый год засевать надо, да так, чтоб хлеба нынче больше получить, чем в прошлом и позапрошлом году... Ты это смекни!
Окончательно сконфуженный Клевакин хотел возражать. Но все смотрели на него с таким обидным удивлением, что он сконфузился и сел на место. Федор Иванович передал газету полеводу и сказал:
— Твоя газетка, из бригады... Возьми, пригодится, — и обращаясь снова к председателю, повторил:
— Заставь, Яков Сергеевич, завтра же Ивана Клевакина диски с боронами пустить на третье поле.
— Хорошо. Проверю сам, — ответил тот.
— Добро, — сказал кузнец и сел на место.
Собрание продолжалось. В тот вечер колхозники долго и придирчиво обсуждали вопрос о подготовке к севу. И вот сейчас весной, проезжая мимо третьего поля, кузнец радовался.
— Семена добрые, землю обработали хорошо, ремонт закончен, народ дружный. Урожай будет, — решил он и подстегнул коня.
М. ЦЫБЕНКО
ВРАГ
В самый разгар молотьбы у Захара Кузьмича Звягина заболел глаз. Должно быть попала соринка, когда возился у молотилки.
Никогда за свои шестьдесят лет не болел старик, крепок был, как кремень, а тут, поди ж ты, разнесло глаз так, что приходится ехать в больницу. Свои лекари и примочки и капли хорошие предлагали. Но бригадир авторитетно, как приговор, объявил:
— Нет, Захар Кузьмич, как ни трудно без тебя, а нужно ехать в больницу. Потому, что глаз это тонкая штука.
Хоть и знали за бригадиром слабость — преувеличивать, но при взгляде на запухший глаз Звягина все вдруг настойчиво стали просить его поехать в больницу.
— Да возвращайся скорее, Захар Кузьмич, — просили в бригаде.
— Да уж нужен ты нам, ой как нужен, — сказал бригадир.
Захара Кузьмича колхозники звали просто — наш монтажник.
Кто-то сказал такое слово, и оно быстро прижилось и стало всем понятным. Колхозный монтажник — это человек, который всем приходит на помощь. Всюду: в поле, в кузнице, в бригадном стану слышен торопливый, слегка охрипший от долгого курения говорок Захара Кузьмича. Нужно составить сцеп борон для трактора: Захар Кузьмич тут как тут, неправильно отремонтированы плуги — зовут Захара Кузьмича, не работает автомат у сеялки — опять же быстрее всех наладит Захар Кузьмич. В войну, когда в колхозе работали больше женщины да подростки, специальность Захара Кузьмича была самой ходкой.
Везде в бригадах — он желанный гость. Ведь каждый норовит норму побольше выгнать. Иной своих сил не жалеет. В перерыв в самый бы раз отдохнуть, да нужно войца переменить у ярма, или барки переделать у запряжки лошадей. Кузьмич все сделает в точности, как нужно, только скажите. На что уж бригадир тракторной бригады — самый большой знаток машин на селе, и тот не обходится без совета и помощи Захара Кузьмича.
Девки, так те, как сороки, возле Кузьмича, так ласково стрекочут: «Уж ты, Захар Кузьмич, миленький сделай то-то, сделай это». А он только кивает своей широкой окладистой бородой, да попыхивает своей неизменной трубкой и от любой работы не отказывается.
И вот все это надо было оставить, чтобы ехать лечить глаз.
— Там в селе из складов грузит в город хлеб этот, как его, Кошкин, — сказал бригадир, — с ним и поедешь. А до села вот выпряжем лошадь из соломотаски и довезем.
— Ну что ты, Петро Иванович, в такое горячее времячко лошадь занимать, дойду и пешком.