Возможно, вы спросите меня, почему же Ада всё-таки не уволилась? Увы, на этот вопрос ответа не знает и сама Ада. Случалось вам когда-либо испытывать то, что не могли вы себе объяснить, а может, не хотели объяснять? Случалось - будьте честны с собой. Легче сказать, что в нашей жизни мы делаем осознанно.
И всё же была причина. Была причина, по которой Ада не могла так просто уйти. И об этом знала она одна. На кафедре, где её окружали проницательные люди, вероятно, кое-кто имел возможность об этой причине догадываться, но догадываться - не знать, верно?
Со временем Ада охладела к Ирине Дмитриевне, и та это сразу почувствовала. Почувствовала, потому что перестала получать от девушки то, чего ей хотелось. Так казалось Аде. Что ж. Косые взгляды и сухие приветствия - нет, они не мешали ей работать, пусть и доставляли порой неудобства. И всё же она не жалела о сделанном. Это меня в ней всегда восхищало. На мои расспросы она лишь улыбалась. Говорила, что всё случилось так, как должно было случиться. Было что-то ещё. Об этом она молчала. Я не пыталась вытягивать из неё.
Ада вошла на кафедру и вздохнула, как облегченно вздыхает человек, оказавшийся с собой наедине. Однако глаз её подвел - не сразу она заметила спину Веры Александровны у окна. Та стояла, оперевшись на подоконник. Она обернулась, и жест этот был, казалось, проигран несколько раз: будто она только и ждала, чтобы обернуться, когда кто-нибудь войдет.
- Добрый вечер, - выдохнула преподавательница.
- Здравствуйте.
Ада встрепенулась и собрала себя снова в целое.
- Как себя чувствуете?
- Я в порядке.
Стояли бы вы там, слышали бы, с каким скрипом мысли превращались в слова!
- А Вы?
- Разумеется, - Вера Александровна уперлась ладонью в стену и в намерении говорить прищурилась. - Ада, я сожалею, что так случилось.
- О чем Вы?
- О том, что случилось.
- Много чего случилось. Так о чем Вы сожалеете?
Повисло какое-то странное молчание. Аде стало неимоверно неловко и в то же время её распирало чувство собственной важности от того, что вопросом своим она заставила женщину суетливо отвести взгляд к окну.
- Я слышала, вы с Ириной Дмитриевной…
- Где?
- Что, простите?
- Где слышали?
- Что за допрос Вы мне устроили, - Вера Александровна грустно протянула на вдохе. - Я просто пытаюсь поинтересоваться, всё ли у Вас в порядке. И, конечно, не злитесь ли Вы на меня.
Ада усмехнулась очень деликатно.
- То есть, успокоить совесть.
- Да. Давайте Вы не будете упрекать меня в том, что я говорю Вам правду. Мне действительно совестно, - она понизила голос и почти перешла на шепот, - но Вы, Ада, мне тоже небезразличны. Вы знаете. Перестаньте язвить.
Она знала. Вера Александровна её любила. Это была старая взаимная любовь. Она смотрела на свою бывшую студентку открыто и тепло, и даже то, казалось, что между ними произошло, не в силах что-либо изменить.
- Простите. Всё в порядке.
- Так это правда?
- Вы всё про…
- Да.
- Да. Да, но мы больше не видимся, и она злится на меня.
- Мне поговорить с ней?
- Нет. Будет хуже.
- Милая, хуже уже не будет.
Должно ли это было огорчить мою Аду? Разозлить? Расстроить? В любом случае, реакция её была самой искренней, пусть и странной для неё самой. Деревянные часы ненавязчиво щебетали на стене. Среди этого абсурда, разговоров, взглядов, сплетен, глупостей, безрассудств - два человека. Ада посмотрела на Веру Александровну, а та посмотрела на неё. С секунду они постояли в кромешной тишине и единогласно рассмеялись. Знаете, ведь это - лучшее, что можно сделать, когда ничего нельзя сделать!
На волне нахлынувшего чувства Ада бросилась к Вере Александровне на шею и уткнулась носом в её кашемировый свитер, готовая расплакаться хотя бы от того, что она это действительно сделала. Как не хватало ей простого тепла, этой чистоты! Преподавательница крепко прижала её к себе и запустила руку в пушистые волосы.
- Адочка, - шепотом произнесла она, - милая, всё, всё.
- Простите…
- Ничего страшного, мы с Вами ведь не чужие. Хотите поплакать? Плачьте на здоровье.
Она прижалась щекой к голове лаборантки.
- Это я должна извиняться, - вздохнула преподавательница, - и я извиняюсь перед Вами.
- Не надо, - Ада подняла на неё глаза. - Это было то, чего мне самой хотелось. Здесь нет ничьей вины. Я только спросить хотела, - протянула она, - кто об этом знает?
- Адочка, - Вера Александровна снисходительно улыбнулась, - ну а сами Вы как думаете? И даже не думайте по этому поводу переживать. Никто за пределами этой кафедры.
- То есть, вся кафедра в курсе?
- Разумеется.
Ада хотела было возмутиться, но тут же она вспомнила, что некому её осудить.
- Не переживайте, - продолжала преподавательница, - Елене Владимировне я пока не говорила.
Ада как будто в ночной тиши со всей дури ударилась мизинцем о ножку кровати. Она почувствовала, как волосы на голове зашевелились.
- …Но, Вы понимаете, слухи быстро расходятся. Я доверяю своим старым друзьям, и Елене Владимировне, думаю, лучше узнать правду, чем услышать безумную историю от Ирины Дмитриевны, так?
- Так. Я…
- Не надо. Не переживайте об этом.
Нет, Ада не жалела о сделанном. Но в ту самую секунду, на плече у Веры Александровны, на теплом, почти родном плече, она пожалела. Она страшно пожалела обо всём, что произошло. И всё же она всегда была достаточно смелой, чтобы отвечать за самые ужасные, самые безумные свои поступки.
- Я её до сих пор не видела, - призналась Ада.
- Она приходила вчера, свежая такая, отдохнувшая, - преподавательница перешла на шепот, - рассказывала много чего, но недолго: у неё пока пары в другом корпусе. Не переживайте - увидитесь ещё. Она Вам, кстати, привет передавала.