Ада сильнее прижалась к Вере Александровне. Она закрыла глаза. Можно было даже не держать улыбку.
========== Глава 8. Что-то загорелось. ==========
Дверь открылась непривычно быстро и в проеме появилось черное пальто Ирины Дмитриевны, заслоняя собой свет. Звучно - пожалуй, даже слишком - поздоровалась она и в следующую же секунду - если успела секунда пройти - уронила на пол свою статность, и она разбилась с лязгом об пол, как разбился бы стеклянный кувшин, выпущенный из рук напуганной дамой. Тишина зазвенела и раскололась. Как громко! Ещё секунду спустя её лицо в момент ожесточилось, каждая складка на нем демонстрировала негодование и неоправданную злость, которую преподавательница, скорее всего, сама себе не в силах была объяснить, но назад пути не было - их взгляды уже налетели друг на друга, как два драных кота в драном переулке.
Аду передернуло. Она отпустила Веру Александровну, а та её - нет. Казалось, влетевший ураган, готовый снести бумаги со стола да и сам стол, не возымел на неё никакого эффекта: преподавательница непринужденно выждала - сложно сказать, искренне ли - паузу и наконец заметила Ирину Дмитриевну. Тогда она нехотя выпустила Аду из своих объятий.
Похолодало.
- Здравствуйте, - поздоровалась Вера Александровна. Никто никогда не мог судить по её приветствию, насколько она благосклонна или раздражена - оно всегда было одним. Для всех одним. Однако в тот вечер она решила сделать исключение. Это было очень тонко, почти прозрачно: вряд ли кто-то смог бы её в этом упрекнуть, но и сомнений её “здравствуйте” не оставляло. Ада это тоже услышала.
Ирина Дмитриевна тяжело прошлась по кабинету.
- Уже вечер, - начала она, - у Вас какие-то дела?
Как дико её возмутило то, что она увидела! В каждом её малейшем движении, в каждом вдохе и выдохе это ощущалось.
Девушка вздохнула.
- Мне нужно отправить Ольге Борисовне…
- Закройте свой рот, - отрезала она раздраженно, - я спрашиваю не Вас.
- Прошу прощения, - вмешалась Вера Александровна, - давайте обойдемся без грубостей.
Её голос звучал ровно.
Ирина Дмитриевна поправила ворот водолазки и сама поняла - глаза её выдали - что высказалась некрасиво, однако сил на извинение у неё не хватило. Да и отступать было некуда.
- А я уже ухожу, - продолжала преподавательница. - Ада, если Вы хотите, мы разделим с Вами такси.
Вера Александровна надевала шубу и смотрела пристально на лаборантку.
Ада её услышала.
- Нам с Адой нужно переговорить, - заявила Ирина Дмитриевна.
Что-то упало.
- Мне показалось, Вы этого не очень хотите, - заметила Вера Александровна спокойно.
- Вам показалось, - голос её ожесточился и заострился.
- Ада, я ухожу, если Вы хотите, Вы можете поехать со мной, - обратилась преподавательница к девушке и многозначительно подняла брови.
- Вы меня услышали, - учительским тоном отрезала Ирина Дмитриевна.- Указывайте своим студентам, не мне.
Она не отводила глаз от лаборантки.
Ада хотела просто уехать домой. А ещё она хотела обратно в теплые объятия кашемирового свитера, но не те, которые подразумевало такси; горячего кофе и ещё чего-то, что сама она не могла уловить. Но ситуация требовала другого. В итоге она решила для себя, что останется. Она почувствовала себя достаточно взрослой, чтобы решить эту проблему самостоятельно.
- Я надеюсь, Ада, Вы знаете, что делаете, - шепнула ей на прощание Вера Александровна. - Я очень не хочу оставлять Вас одну.
- Мы не одни, - заметила Ирина Дмитриевна.
- До свидания. Не делайте глупостей, - обратилась она к коллеге.
- Указывайте своим студентам, не мне.
Вера Александровна бросила на лаборантку тревожный взгляд.
Когда они остались с Ириной Дмитриевной вдвоем, Ада пожалела. Ключ повернулся. Щелкнул замок.
- Я не собираюсь…
- Закройте рот, я уже говорила!
-…Не собираюсь!
Хватило пары секунд, пары шагов, одного взмаха уверенной, обиженной руки, чтобы Ада получила эту красивую по исполнению, и всё же гадкую по сути своей пощечину. Она отшатнулась и не на шутку испугалась. В голове сначала что-то зазвенело, потом - тишина. Гулкая тишина. Она заглушала реальный мир. Потом пульс забился в висках. Потом в затылке. Казалось, Ирина Дмитриевна его тоже, безусловно, слышит.
- Какого черта?!
- Терпите, - выпалила преподавательница, - я очень зла.
Чувство собственной неоспоримой важности для всех было в ней очень велико. Быть брошенной? Для неё это было хуже смерти. Ада нажала не ту кнопку.
- Хорошо, теперь я тоже зла, давайте теперь поговорим, - бросила Ада так, как не бросила бы она ни за что даже грязную кофту в корзину для белья.
Ирина Дмитриевна вцепилась ей в волосы.
Что-то загорелось.
- Да о чем с Вами разговаривать, - процедила она сквозь зубы, - но кое-что, Ада, кое-что Вы делаете хорошо.
- Не смейте, - Ада посмотрела в глаза женщине, полная решимости. Действительно, ей почему-то казалось, что в ней скопилось достаточно злости, чтобы одним только взглядом разрешить это положение.
Кафедра, вечер, пустота, кольцо с ключами на её безымянном пальце, блеск, блеск в глазах, стук, свет лампы, духота - на Аду обрушилось вдруг всё сразу, и она подумала, что было чертовски глупо не уехать с Верой Александровной. Разделить с ней такси. Пусть даже и не такси.
Её оглушил ещё один удар.
- Мне Вас не жаль, - прошипела Ирина Дмитриевна.
Действительно, легко и без опаски она швырнула Аду на диван.
- Чтобы какая-то девица заявляла мне, что я её утомляю! Что она устала!
- Зато мне жаль Вас, - быстро проговорила лаборантка, обгоняя желание расплакаться от собственной слабости.
Видели бы Вы это лицо! Его исказил неистовый гнев - никогда раньше не было это лицо таким. Каждая мышца взбунтовалась. Видели бы Вы!
- Дрянь!
Рука, скорее отчаянная, чем уверенная, но безумно смелая и сильная, со свистом рассекла воздух.
Ада кричала. Казалось, кто-то огромными ножницами вырезал эту чертову кафедру с карты университета, стер с лица Земли, будто не было её никогда, и не было криков этих, и не было её самой.
Ирина Дмитриевна расстегнула брюки и схватила мою лаборантку за шею.
Во рту пересохло. В легких что-то зажглось.
- Я не буду, - Ада выдавила из себя хриплый шепот.
- Будешь.
Живот резко стянуло - в него уперлась коленка. Боже.
- Ты, дрянь, слишком хорошо о себе думаешь, тобой никто не занимался? - Издевалась преподавательница, сильнее сжимая волосы девушки в кулаке. - Так, может, мне пора? А?
Свободной рукой она зверски сжала бедро моей бедной лаборантки, и та содрогнулась.
- Ты, наверное, уже вся мокрая, дрянь?
Ирина Дмитриевна характерно рассмеялась и просунула руку своей жертве в брюки.
Ада умирала. Умирала, умирала и всё никак не могла умереть. Боже! Если бы можно было тогда просто умереть!
Попытка оттолкнуть женщину каралась лишним ударом в живот. Как уверенно, с каким колоссальным удовольствием она это делала! Сложно сказать, было это больше больно или унизительно. Наверное, больно. А, может, унизительно. Ада одна знала.
Она издала пронзающий всё на свете крик.
Я хотела бы вставить небольшую ремарку, и вы, вероятно, не согласитесь со мной. Ирина Дмитриевна не была плохим человеком. Когда я услышала эту историю, я не поверила собственным ушам. Если бы знали вы её лично, я ставлю последние две тысячи и любимое кольцо, Вы ни за что бы в неё не поверили. Но я смотрела ей в глаза, и, к сожалению, эта горькая правда заставляла в себя верить. И от того, что была она такой невообразимой, она казалась ещё чернее. Кто-то говорит, что правда в любом случае лучше, чем сладкая ложь. Так вот, знаете, их там не было.