— Ты не понимаешь, — сказали родители. — Отойди подальше.
«Ну, и уйду с этой выставки», — обиженно пробормотал он про себя. Надул губы, поплёлся к выходу.
От дверей обернулся — и не поверил глазам. Видал он небо над крышами, но такое изумрудное — никогда! И деревья во дворе растут, но разве у них такие рыжие пламенные листья? Оказывается, краски могут сверкать!
Какое-нибудь впечатление становится особенно важным, переломным в жизни. Дети во Владимире так много видят вокруг красивого, что немудрено — их самих тянет к искусству.
…На спаде крутого переулка (город весь стоит на холмах), в глубине яблоневого сада, малоприметный дом. Мальчик полюбил его. Это детская художественная школа.
Никто не спросил его: хочет ли он стать художником? Он и сам этого не знал. Он просто старался не отставать от других: лепил из пластилина весёлых львов, хотя они были похожи у него на поросят, и рисовал синие вазы.
Ему нравилось после занятий бродить одному по пустым коридорам и разглядывать развешанные по стенам картинки. Дома под ярким полуденным солнцем. Колокольни в сиреневом тумане. Он узнавал их — ведь это был его родной город.
Какое удовольствие, какая счастливая способность не только любоваться, но и самому создавать красивое!
Он стал размышлять: отчего мир отражается в картинах, будто в хрустальном зеркале — ярко, весело, красиво? И какой мир лучше: придуманный художниками или тот, что вокруг нас каждый день?
А может быть, художники просто видят то, чего ещё не заметили другие?
Мама вечером ворчала, что сыну трудно учиться в двух школах. Но папа возразил:
— Зато ему всё интереснее становится жить!
До свидания, Владимир!
И снова я в Мономаховом городе. Обошла вокруг старинных соборов.
На тихом зелёном холме, под вечерним солнцем, одиноко стоит махина Успенского собора. Как шлем, сверкает золотой купол. Ни перед кем собор головы не клонит. Так он величав, что неудивительно: московский Успенский собор в Кремле строили по его образцу.
А рядом белый Дмитриевский собор румянится последним солнечным лучом. Посмотришь на него издали — кажется, на ладони уместится. А подойдёшь вплотную, голову закинешь — и то еле взглядом до маковок дотянешься. Удивительное строение!
Умели строить наши предки, ничего не скажешь. Камень у них словно дышал, а дерево будто светилось.
Поклонилась я творениям старых мастеров и поспешила на аэродром. Он расположен вблизи города, посреди поля.
Одни самолёты прилетели издалека, приземляются. А я улетаю. Прощай, Владимир!
Самолёт наш начал набирать высоту. Только что город был передо мной — все заводские трубы, старинные колокольни можно было по пальцам пересчитать. И вот — одни огоньки горсточкой светятся. Всё дальше, всё мельче.
«Ну, что ж, — думаю я, — пусть отсюда, с высоты, Владимир стал похож на все другие города в мире. Я-то знаю теперь, что это совсем не так. Он особенный».
Меня могут спросить:
— Интересно, а другие города тоже особенные?
Я отвечу:
— Если их полюбить, то, наверно, тоже.
