Читатель и слушатель могут рассудить, праведную ли ревность явил рыцарь и по разуму ли[674], подчинившись опрометчивому приговору епископа неразумного и прогневленного. Какой пастырь заграждает овчарню пред овцой, пришедшей из пустыни, не отворяет, прежде чем услышит ее блеянье, не называет ее своей, узнает ее и не прощает, и не торопится за ней, предвидя, что она собьется с пути? Блудному сыну отец выходит во сретенье, ласково обнимает его и приемлет, одеждой лучшей облекает и упитанным тельцом насыщает[675]. Но этот жестокий отец приходящего отгоняет, ищущему хлеба предлагает камень, просящему яйцо дает скорпиона[676]; не жезл отца, не грудь матери — нет, меч отчима у него и яд мачехи.
VII. ОБ ОДНОМ КЛЮНИЙСКОМ ИНОКЕ, ВОПРЕКИ СВОЕМУ ОБЕТУ СЛУЖИВШЕМ В ВОИНСКОМ СТАНЕ[677]
Может возникнуть вопрос и о спасении клюнийского монаха, который, оставив множество своих замков и несметные богатства, пришел в эту обитель, а по прошествии нескольких лет его сыновья и все знатнейшие люди его земли стали просить его сызнова править оставленными владениями так, чтобы он, не сбрасывая монашеского платья, послужил им в воинском стане как помощник и советник. Слезною настойчивостью они добились его согласия, и аббат дал разрешение. Ему велят выйти, но под запретом носить оружие, и, уладив дела, вернуться к миру и покаянию. Его прибытие в стан породило среди врагов устрашающие слухи, ибо он был муж великого разума и самой неукротимой удали. Итак, созвав своих и чужих, сколько смог, он поднимается против покоящихся и ждущих, что будет, и неистовствует против врагов в бурных нападениях, часто подступает к ним, оказывая отважную настойчивость, и благодаря этому часто изнуряет тех, кого находит неровнею себе и по хитроумию, и по крепости. День изо дня ободряются в своем унынии те, кого он обороняет, до того, что из-за своих успехов уже боятся того мира и договора с врагами, коего надеялись достичь с его приходом. Наконец враги, истощив силы и почти принужденные к сдаче, с коварным намерением просят перемирия. Он соглашается, приносит и принимает клятвы. Враги, однако, предупреждают срок перемирия; тайно собрав войско, сколько можно было, они приближаются, украдкой и без предостережения, и с ужасной громадой являются пред неготовыми. Вскакивает инок от людских криков и трубных звуков и со своими людьми спешит навстречу врагам. Они сходятся, начинается битва упорная, хотя неравная, ведь в расчете на перемирие инок отослал многих своих людей по домам. Стоя безоружным среди своих ратников, уже подающихся и почти отступающих, он восклицает, ободряет, повелевает, порицает, обличает, умоляет[678], встает на пути убегающих и, бесплодно исчерпав все средства, коими безоружный может удержать вооруженных, внезапно хватает у оруженосца оружие, которое велел носить при себе ради защиты в непредвиденном случае, и, на время непокорный, но надеющийся все исправить, облекается им и ратников своих, уже не сомневающихся, но пустившихся в самое несомненное бегство, останавливает для битвы. Многочисленные толпы врагов он отражает одной десницей, вселяет страх в сердца, преклоняет исход сражения, превращая вражескую победу в истребление. Захвачена добыча и разделена по его усмотрению; возвращаясь восвояси с ликованием, он почти задыхается от солнечного зноя, своей тучности и тяжести доспехов, от коих отвык. Покинув станицу идущих, он входит в виноградник в сопровождении одного отрока и, сложив с себя доспех, ищет свежего ветерка; но тут один из врагов, укрывшийся в засаде с арбалетом, подбирается сзади, и, примечая наготу инока, украдкой, застав врасплох, пронзает его смертной стрелой и незаметно отступает. Чувствует инок, что смерть при дверях, жаждет исповедаться, но нет при нем никого, кто мог бы принять исповедь, кроме отрока. Он знает, что тот к этому делу неспособен, однако, лишенный другой возможности, исповедается ему, пред ним изливает всю душу и молит наложить на него покаяние, сообразное грехам. Отрок с клятвою объявляет, что ничего такого не видал и не слыхал. Инок не отстает от него с мольбою, простирается у него в ногах, всячески просит наложить на него взыскание по его грехам, а когда ему не удается вынудить у отрока то, в чем тот не смыслит, инок, подгоняемый смертным часом, наставляет его, говоря: «Любезнейший сын, предпиши мне, чтобы душа моя в муках и местах кары была истязаема без передышки даже до дня судного, лишь бы только по милосердию Христову была она спасена». Согласился отрок и этими самыми словами наложил на него покаяние. И скончался инок в вере Христовой, в доброй надежде и пылкой ревности покаяния.
675
677