— Я так понимаю, он жил там не один, а с женщиной?
— Да. Холли.
— И вы их обоих знали и видели?
— А в чем, собственно, дело? Что-нибудь натворили?
— Ну, насколько мне известно, нет.
Все еще правда. Нет причин лгать. Пока что.
— Я знаю о том происшествии у «Пони», — сказала миссис Харди, и глаза ее хитро сощурились.
— Ну, это пустяки, так, небольшая стычка, — сказал Карелла, и если и солгал при этом, то так, самую малость. Он умолчал о том, что драка выплеснулась на улицу — к чему расстраивать человека? К тому же не имело абсолютно никакого смысла быть до конца откровенным с рядовым гражданином или гражданкой, потому как никогда не знаешь, чем это может потом аукнуться. Стоит им только узнать, что они могли нарваться на нешуточную неприятность, и они тут же начинают жалеть, что не послушались в свое время каких-то жалких доносчиков, разносящих сплетни по всей округе. Типично американская черта, почитание МАФИИ, акроним от «Мерзопакостной Агрессивности Фигляров, Идиотов и Ябед». А потому, черт побери, он вовсе не хотел, чтоб миссис Харди вдруг подумала, что Лоутон и его Холли были не в ладах с законом. Чего на самом деле, возможно, не было вовсе. И нечего раздувать шум по поводу какой-то там заурядной пьяной драчки в баре.
— Просто этот юрист разыскивает Лоутона по просьбе его жены, — сказал он, от души надеясь, что не приведет тем самым в действие то, что он называл «фактором доносчика». Впрочем, все зависит от того, насколько хорошо она знала эту парочку с верхнего этажа и насколько глубока была ее вера в институт брака, как таковой.
— Я думала, Холли его жена, — сказала миссис Харди.
— А что, она говорила, что она его жена?
— Нет, насколько мне помнится, нет. Хотя я знала, что живет она под вымышленным именем. Но думала — по чисто профессиональным причинам. Она, знаете ли, была актрисой.
— А вот это для меня новость.
— О да, да, представьте себе. Она рассказывала, как снималась в кино и все такое.
— Вот как? В кино? В каком именно?
— Она не сказала.
Что означало, что Холли, как ее там дальше, работала скорее всего официанткой.
— А когда они у вас поселились? — спросил Карелла.
— Первого июля. Мистер и миссис Лоутон, оба… э-э… я думала, что она действительно миссис Лоутон.
— А съехали в январе?
— Да, в первый день нового года. Он съехал.
— Что вы имеете в виду?
— Она уехала раньше. Отправилась во Флориду.
— А куда именно во Флориду, не сказала?
— Кажется, в Сент-Пит.
— И когда же это было?
— Кажется, в День Благодарения. Или сразу после него.
— Двадцать девятого? Тридцатого?
— Помню, было воскресенье.
— Тогда, значит, первого декабря.
— Вы что, волшебник?
— Нет, просто в День Благодарения нам поступило восемь вызовов по поводу драк в разных питейных заведениях. И пришелся он на двадцать восьмое ноября. Разве такое забудешь? Так вы сказали, она жила под псевдонимом?
— Да, под сценическим именем. Так я, во всяком случае, поняла.
— И что за имя, позвольте узнать?
— Пожалуйста. Холли Синклер.
— А вам когда-нибудь встречался человек по имени Эрнст Коррингтон?
— Такой весь крепкий, мускулистый, да?
— Честно сказать, не знаю.
— А я-то думала, вы волшебник и знаете все.
— Нет. Только то, что касается даты Дня Благодарения. Так он говорил, что его фамилия Коррингтон?
— Да, именно так и представился, Эрнст Коррингтон. Подселился к ним примерно за месяц до отъезда миссис Лоутон… Ну, это я так думала, что она миссис Лоутон…
Карелла же тем временем вычислял. И пришел к выводу, что за месяц до первого декабря — это будет первое ноября или около того. А это, в свою очередь означает, что Коррингтон выехал из Лос-Анджелеса вскоре после третьего октября — то есть после своего последнего визита в участок, где отмечался.
— Ну и жил с ними до тех пор, пока не истек срок аренды, — продолжала миссис Харди. — Мистер Лоутон снял квартиру на шесть месяцев. Въехал первого июля, выехал в последний день декабря. И Коррингтон был с ним. Я сама видела, как они спускались по лестнице с тяжелыми чемоданами.
Карелла снова прикинул в уме. Детективы, подобно поездам и автобусам, просто не могут обойтись без расписания. И выстраивалась у него примерно следующая картина. Лоутон и его девица сняли квартиру первого июля. Случайно встретились в парке с Клэр Филлипс, где та гуляла с младенцем, примерно седьмого июля. Эрнст Коррингтон последний раз отмечался в участке в Лос-Анджелесе третьего октября и находился где-то на востоке до первого ноября, то есть за месяц до того, как Холли уехала в Сент-Пит. Три недели спустя Лоутон и Коррингтон ввязались в драку в коктейль-баре «Серебряный пони», причиной которой стал комментарий одного из пьяниц, встрявших в их строго приватную, личную беседу.
— А она случайно не говорила, где собирается остановиться в Сент-Пите? — спросил он.
— Представьте себе, говорила, — ответила миссис Харди, да благослави Господь ее добрую душу. — Она собиралась остановиться у женщины по имени Люсиль Шварц. У меня и адрес записан, сейчас принесу.
Едва успев принять информацию, переданную Мэтью каким-то полицейским с севера по телефону, Уоррен и Тутс незамедлительно приступили к действиям. Они проверили по справочнику адрес и тут же установили номер Люсиль Шварц — единственный, что был зарегистрирован на данные имя и фамилию. В подобных случаях всегда лучше, когда женщине звонит другая женщина. Если б из Калузы позвонил мужчина, причем незнакомый, сразу начинаешь думать, что это какой-нибудь насильник или грабитель. Зато когда звонит женщина, есть шанс, что состоится приятная маленькая беседа. Но сперва Тутс хотелось бы убедиться, что она действительно говорит с мисс Люсиль Шварц.
— Миссис, — поправила ее женщина.
— Простите, миссис Шварц. Известна ли вам женщина по имени Холли Синклер?
— Да, конечно, известна. Хотя не могу утверждать, что родилась она под тем же именем.
— Простите, не поняла? — пискнула Тутс.
— Она поменяла имя, когда занялась шоу-бизнесом. Это не настоящее ее имя.
— Теперь понятно… — протянула Тутс. — А какое же настоящее?
— Она всегда говорила, что настоящее ее имя для актрисы не годится. Тогда я ей и говорю: «А как насчет Сигурни Уивер?» Чем плохое имя для актрисы? Или же Гвинет Палтроу? Как тебе это, а? Палтроу! Одно это Гвинет… о, Бог ты мой! Но она не слушала. Заявилась сюда в декабре, сказала, что жила на севере под именем Холли Синклер и что отныне будет жить именно под этим…
— Ну а как ее настоящее имя?
— Или, скажем, Винона Райдер! Винона… в этом определенно что-то есть!..
— А откуда вы ее знаете, миссис Шварц?
— Что это значит, откуда знаю?!
— Да, где вы с ней?..
— Да она моя дочь! Откуда я ее знаю, это надо же!..
— Простите, но я и понятия не имела…
— Вам и в голову не приходило, верно?
— Да, мне никто не говорил… и как-то в голову не пришло. А кстати, нет ли ее сейчас рядом, а?
— О, нет. Сожалею, но нет. Уехала в Калузу. Уж больше недели назад.
У Тутс даже ушки поднялись, прямо как у койота.
— А вы, случайно, не знаете, где она остановилась в Калузе?
— Почему же не знаю… У Питера. Это ее так называемый дружок. А вы по какому вопросу звоните? Насчет работы в театре или в кино?
— Как фамилия этого Питера? — спросила Тутс.
Окна в конурке на первом этаже дома номер 6412, что на Пеликан-Уэй, затенялись лесенками и подвесным подобием металлической палубы, по которым обеспечивался доступ в комнатки на втором, и последнем, этаже. Вообще, все это обшарпанное и жалкое сооружение напоминало дешевый мотель, что и неудивительно — ведь именно из мотеля его перестроили лет тридцать тому назад. Стены из шлакоблоков выкрашены в странный лимонно-зеленый цвет, окна прикрывают алюминиевые жалюзи. Питер Донофрио проживал в номере 27 на втором этаже, окна там выходили на улицу. Гутри с Уорреном поднялись по ступенькам на «палубу» и подошли к двери из металлической сетки, выкрашенной в белый цвет. Внизу дверь крепилась на раме из толстого куска дерева, верхняя ее половина состояла из какой-то драной картонки. Толкнув ее, они оказались в отсеке, куда выходила еще одна дверь — деревянная и выкрашенная в тыквенный цвет, но краска осыпалась с нее хлопьями. Справа от дверной рамы виднелся вдавленный в стену круглый звонок. Гутри надавил на него. И в тот же миг в отдалении грянул звон церковных колоколов. Воскресное утро, служба начиналась ровно в десять: Потрясенный этим религиозным совпадением, Гутри нажал на кнопку звонка снова. На сей раз колокола молчали. Послышался лишь настойчивый звон где-то внутри, в глубине квартиры.