– Я верю, – мягко прервала его Тина, ощущая, как островок спокойствия внутри – Норна, вылизывающая собственную лапу, сощуренные на свету кошачьи глаза, герань на пыльном подоконнике, нежный стебелёк лесной фиалки на полу у двери – разрастается, заполняя всё её существо. – Если я увижу Доу, то не стану вступать с ним в контакт и сразу свяжусь с вами. Хотя не совсем понимаю, что вы сможете противопоставить существу, которое вышло из морга со вскрытым черепом, распоротым животом и без части внутренних органов, если я правильно понимаю слово «вскрытие».
– Если быть точным, то без сердца и желудка. Вы вообще всё правильно понимаете, мисс Мэйнард, мне хочется размолоть блендером то, что я вам наговорил вчера, и сожрать без соли, – доверительно признался Йорк. И продолжил торопливо, точно ожидал, что его в любую секунду могут прервать: – Будьте осторожнее. Не открывайте дверь незнакомцам, если будете выходить – бывайте только в людных местах, попробуйте переехать к знакомым на время или пригласите кого-то к себе. Я, скорее всего, не смогу связываться с вами какое-то время, но Пэг позвонит вам ещё насчёт показаний, так что постарайтесь дожить до этого радостного момента.
– Дожить – и в моих интересах. И я бы на вашем месте больше беспокоилась о том парне, который сделал богатый внутренний мир Джека Доу чуть менее богатым.
– Я передам Гримгроуву, что вы о нём волновались, – хохотнул детектив. – До встречи, мисс Мэйнард.
Йорк повесил трубку. Тина помедлила минуту и набрала Пирса; к заявлению о том, что вчерашнее свидание закончилось не в «Чёрной воде», а в полицейском участке напротив, он отнёсся на удивление сдержанно и спросил только, не собирается ли Тина остаться сегодня дома.
– Я приду, – ответила она, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Прости, пожалуйста. Вообще я не собиралась и сегодня опаздывать, просто будильник не услышала…
– Не оправдывайся, Тин-Тин, слишком уж это похоже на Аманду, – рассмеялся Пирс; на линии появились помехи, делая его голос неузнаваемо хриплым. – Если кто-то за шесть лет не позволяет себе ни единого опоздания, то две небольшие задержки могут обеспокоить, но никак не рассердить, честное слово. У нас не атомная станция и не диспетчерская, ничего не рухнет, если ты придёшь немного позже… Но вообще-то я должен сказать тебе нечто серьёзное.
Сердце замерло. Норна перестала умываться и заинтересованно распахнула глазищи, на солнце похожие на чистый, светящийся изнутри янтарь.
– И что же?
Пирс выдержал драматическую паузу – и ворчливо откликнулся:
– Если ты когда-нибудь ещё захочешь подцепить мужчину с сомнительной репутацией и дурной предысторией, то обращайся сразу ко мне. Решим вопрос к взаимному удовольствию и без всяких полицейских участков.
Тина прыснула прямо в трубку:
– Ну, спасибо! А потом мне придётся работу менять, потому что я в глаза тебе смотреть не смогу из-за неловкости.
– Неловкость? – удивился Пирс. – Нет, неловкость – это когда твоя бывшая жена ещё и твой стоматолог. До встречи, Тин-Тин.
Стоило положить трубку – и в доме стало тихо, слишком тихо. Кошки, кроме Норны и Королевы, перекочевали на кухню в ожидании кормёжки; солнечный свет потускнел, и окно задрожало от ветра.
«Джек Доу ушёл из морга».
В одиночестве, без голосов с телефонной линии, поверить в это было одновременно и проще, и сложнее, и страшнее в тысячу раз. Дом-с-репутацией казался теперь не крепостью на холме, неприступной и прочной, а лёгким фургончиком, который первый же ураган зашвырнул в страну ужасов.
– И никаких тебе серебряных башмаков, – пробормотала Тина и, механически скользя взглядом по интерьеру, остановилась на приоткрытой двери. – Зато есть белые кроссовки. И что-то мне подсказывает, что пробежка – не худшая идея.
Она должна была чувствовать себя обессиленной, растоптанной, уязвимой, но отчего-то ощущала только необъяснимую жажду деятельности. Эта жажда торопила её, пока Тина раскладывала корм по кошачьим мискам, делала разминку на лестнице и переодевалась для бега. После вчерашнего спринта с препятствиями теоретически должно было всё тело болеть, но о нём напоминали разве что синяки на голенях и царапины на ладонях от жёстких ивовых корней и ветвей, и даже подвёрнутая накануне лодыжка ныла где-то на периферии сознания, почти неощутимо.
Погода тем временем испортилась совершенно: ветер почти стих, а небо затянули серые облака, спускающиеся всё ниже. Воздуха поначалу не хватало отчаянно, особенно пока Тина не спустилась с холма. Сегодня аромат слоёных «улиток» с корицей из пекарни Кирков почти растворился во влажном, горьковатом запахе реки. Сыроватые камни моста гулко откликались на каждый шаг, как огромный барабан.