— Энди? — ответил он в шоке.
Моего имени, произнесенного его губами, было достаточно, чтобы заставить меня разрыдаться.
— Энди? — снова спросил он, когда я промолчала.
— Я здесь, — сказала я, слыша печаль в своем голосе.
— Не могу поверить, что наконец-то разговариваю с тобой.
Я судорожно вдохнула и попыталась взять себя в руки. Я знала, что у меня есть всего несколько минут, прежде чем Кинсли и Бекка вернутся с едой из закусочной вниз по улице.
— Как ты? — спросил он с такой отчаянной надеждой, что мне пришлось ответить, хотя я ненавидела светскую беседу.
— Я в порядке. Смотрела твой последний заплыв сегодня, — сказала я, уставившись в потолок. — Ну, не в прямом эфире, очевидно. Мы посещали одну из детских больниц в Вашингтоне, и они прокручивали кадры, снятые несколько дней назад.
— Это был хороший заплыв, — сказал он, я слышала усталость в его голосе.
Было так много вопросов, которые я хотела ему задать.
Как там Лондон? Как Джорджи? Как тебе шестая золотая медаль на твоей шее? Ты был на церемонии закрытия? Ты говорил с Кэролайн? Ты думал обо мне так же много, как я думала о тебе?
— Фредди, я…
— Энди, подожди. — Я слышала, как он разговаривал с кем-то на заднем плане, но я не могла сказать, кто это был. — Дай мне секунду, — сказал он другому человеку.
Дверь отеля открылась со смехом, когда Кинсли и Бекка вошли в номер, держа в руках еду на вынос.
— Надеюсь, ты голодна! — сказала Кинсли, бросая два контейнера на мою двуспальную кровать, прежде чем поднять глаза и понять, что я разговариваю по телефону. — Упс! — сказала она, прикрывая рот.
Я покачала головой и одними губами произнесла:
— Все в порядке, — прежде чем проскользнуть в ванную и запереть дверь.
— Фредди, ты все еще…
Мой вопрос был прерван его собственным заявлением.
— Энди, мне нужно бежать. Утром у меня встреча с моей командой по связям с общественностью, и мой адвокат хочет обсудить несколько вещей.
— О, хорошо, ладно, — сказала я, встречая свое собственное печальное отражение в зеркале.
— Да, я попытаюсь связаться с тобой, ла…
Его фраза оборвалась.
— Фредди? — спросила я, не получив ответа.
Я уставилась на черный экран.
Потребовалось четыре дня, чтобы получить тридцатисекундный телефонный звонок. Четыре дня наблюдения за лицом Кэролайн, мелькающим во всех журналах, телепередачах и новостях, на которые я натыкалась. Четыре дня я наблюдала, как она заходит в свадебные бутики и детские магазины по всему Лондону. Четыре дня, и все, что я получила — это тридцатисекундный телефонный звонок.
Этого недостаточно.
Я так сильно скучала по нему, и чем больше проходило дней, тем больше мы отдалялись друг от друга. Тридцать секунд не могли меня удержать. Тридцать секунд не убедили меня в том, что у нас с ним все получится. Тридцать секунд — ничто.
— Энди, ты в порядке?
Я опустилась на пол в ванной.
Могут ли они меня там услышать?
Я вдохнула и вытерла щеки, отчаянно пытаясь избавиться от улик. Я не могла продолжать плакать из-за Фредди. Мне действительно чертовски надоело плакать из-за Фредди. Предполагалось, что это будет лучшая неделя в моей жизни, а я сидела в ванной пятизвездочного отеля, где полотенца были согреты, а мыло было дизайнерским, и плакала о глупом Фредерике Арчибальде и его глупо красивом лице.
Я почувствовала, как что-то ударило меня по заднице, и повернулась, чтобы найти листок бумаги, который они подсунули под дверь.
Глава 51
Фредди
В свою первую ночь по возвращении в Лондон я начал распаковывать свои вещи, пораженный тем, что смог провезти с собой столько дерьма через океан. Я пробирался сквозь груду вещей, сидя на стуле в углу, но остановился, когда заметил красные кружева, выглядывающие из самого низа. Это была красная маска, которую Энди надевала в «Маскарад». Я положил ее в карман, когда мы выходили из клуба. Ей не терпелось снять ее, и она чуть не выбросила ее в мусорное ведро, но я поймал ее.
Она была красивой и прекрасно смотрелась на ней. Кэролайн сделала все возможное, чтобы испортить тот момент в клубе, но она не могла стереть воспоминания, которые мы оставили на том кожаном диване. В тусклом свете я держал Энди, и, если бы я закрыл глаза и провел рукой по красному кружеву, то все еще чувствовал бы, как мной овладевает похоть.