- И какому же чину соответствует? - оживился Овцын.
- Черт его... - начал Ильин, но, услышав рокот надвигающегося извержения чувств со стороны Ивашки, поправился: - Бог его ведает.
Везувий благочестия умолк.
- Но все-таки, - настаивал Овцын. - Коллежскому асессору? Титулярному советнику? Или, ежели военные чины предпочтительнее, по этому соответствию...
- У нас любят говорить, что наука чинов не терпит. А вот поди ж ты, без степени никуда... Но и с ней я что такое? В лучшем случае капитан.
- Следственно, в партикулярном состоянии - губернский секретарь, незамедлительно отозвался Овцын. - С чем вас чувствительно поздравляю! Ежели не из дворян будете, то теперь на потомственную к первенствующему сословию принадлежать право получили. Честь имею, ваше высокородие!
Представительница девятнадцатого столетия презрительно фыркнула:
- Глупости какие! Как же это вы умудрились в светлое будущее всю эту рухлядь утащить?
- Господин Овцын истолковывает мои слова в свойственной его веку манере... Но двинемся дальше. Я начал с социального своего статуса. Теперь скажу о личном. Неженат. Развелся.
- У вас разрешены разводы? - спросила девушка.
Получив утвердительный ответ, захлопала в ладоши.
- А у вас какие-то проблемы по этой части? - осведомился Ильин.
- Да нет, просто я давеча битый час спорила с папа, что ежели любовь между супругами иссякает, они обязаны освободить друг друга...
- По Чернышевскому прямо, - заметил Ильин.
- Ой, вы знаете "Что делать?"? - обрадовалась девушка. - Его издают?
- Да, и весьма часто.
- А Федорова-Омулевского, а Иванова-Классика?! Я обожаю их. А как мило пишет о мужицком горе Прыжов.
Ильин понял, что его соузница - натура восторженная, и решил быть поосторожнее, дабы не задеть ее чувства.
- Я, знаете, не большой охотник до народнической литературы. Имена, вами названные, слышал, учась в университете. Но читать этих писателей не приходилось. По-моему, и книги их теперь, в мое время то есть, не издаются. У нас к Достоевскому интерес, к Лескову...
- Как? - всплеснула руками девушка. - Этих ретроградов, этих... Ведь они пишут по указке Третьего отделения! Лесков - это, если не ошибаюсь, тот господин, что прежде под псевдонимом Стебницкий писал. Пасквильные романы "Некуда", "На ножах"... Да что же это за затмение на вас нашло?..
- Знаете ли, - деликатно пригасив голос, заговорил Ильин. - Злоба дня штука каверзная. То, что вам казалось главным, оказалось мелочью, а вот действительные ценности современники часто проглядывают...
- Милостивая государыня, - вмешался Овцын. - Что-то вы про мужицкое горе говорить изволили - не уразумел. Ужли сей низкий предмет вас занимать может? По разговору-то вы как будто не из податного сословия...
- Да, я тоже из дворян... к сожалению, к стыду своему. Но я искуплю вину предков перед народом. Долг интеллигенции перед мужиком...
- Позвольте узнать, а батюшка ваш в каких чинах, - перебил щеголь.
- Генерал от инфантерии, - сконфуженно произнесла девушка. - Только это ровным счетом ничего не значит.
- О, напротив, - заволновался Овцын. - Его превосходительство, вероятно, в Петербурге место службы имеют. Или на покое уже, среди верных рабов довольство вкушают?
- Каких рабов? - возмутилась девушка. - Крепостное право восемь лет как отменили! Папа приехал на лето в имение, и я с ним напросилась, надо же, наконец, начинать познание народной жизни. Теоретически я подготовлена, а вот практически...
- Еще вопрос, - подал голос Ильин. - В сумбуре этом... вы единственная, кто нам свое инкогнито не раскрыл...
- Ах, пардон, - смутилась генеральская дочь. - Анна Аполлоновна Бестужева-Мелецкая...
- Так вы князю Феодору Гаврииловичу кем приходитесь? - с умилением в голосе спросил Овцын.
- Правнучка.
- Помилуйте, да ведь сие... - Губернский секретарь захлебнулся от переполнявших его чувств. - Вашего дедушку, Флегонта Феодоровича, не далее как третьего дни изволил нянчить. Прешустрый младенец, в одночасье кафтан мне испачкать изволили... Так выходит, они сынишку своего Аполлоном нарекли? Превосходное имечко, изрядному, стало быть, воителю досталось...
"Ишь мелким бесом рассыпается", - скривившись, подумал Ильин. Ему сразу припомнился Лазуткин из их сектора. Почти с теми же ухватками этот мэнээс кадил всякому членкору, ударял за любой профессорской дочкой - не взирая на ее "стати", лишь бы корни ее уходили в академическую почву достаточно глубоко. Лазуткин был уверен, что рано или поздно зацепится за какую-нибудь семейку и сможет надоить из тестя и докторскую, и авто, и квартиру, и неслабую загранкомандировку - что-нибудь по обмену или на пару лет в совместную экспедицию. Как-то, когда их с Ильиным отправили от сектора на овощебазу, Лазуткин разоткровенничался. То ли полутемный подвал, заваленный гниющими капустными кочанами, то ли промозглая сырость, доносимая сквозняками из вентиляционных шахт, то ли еще что-то породило в душах фольклористов отчаянный релятивизм. Весь день они давили каблуками кирзачей ослизлые кочаны, пинали попадавшиеся под ноги картофелины, упражнялись в метании тяжелых ножей по арбузам. Так что к концу дня мироощущение их подернулось флером особо утонченного цинизма, и, как бы щеголяя друг перед другом, они выдавали сентенции одна одной хлеще. Тогда-то Лазуткин и сказал: мне, брат, многого не надо, я из гегемона вышел. Но и на меньшее, чем среднепрофессорский уровень жизни, не соглашусь. Кряхтеть, однако, не намерен, дабы к полтиннику отрапортовать: несмотря на язву и ишиас, прибыл к финишной ленте, дабы откушать причитающуюся мне пайку. Я, мсье, сразу хочу по-человечьи есть и спать, а посему намерен в ближайшие год-два внедриться в качестве зятя в одну из могучих научных фамилий...
Овцын продолжал сюсюкать:
- Именьице ваше в целой губернии славно. На тезоименитства Федора Гаврииловича не токмо что губернатор с архиереем - столичные сановники, по делам вотчин родовых в наших палестинах пребывающие, съезжаются. Надобно видеть было, какой бал задали их превосходительство по случаю рождения первенца своего Флегонта! А охоты какие - по две дюжины волков борзые давили; медведей, сохатых без счету били. Феатр какой содержали! Французский посланник, кабинет-секретаря в поездке по губернии сопровождавший, решительно в восторг пришли.