– Я хочу лишь одного, – отвечал я, – чтобы вы поверили в искренность моих чувств. Мой поздний визит – еще одно доказательство любви: я хочу как можно меньше досаждать вам своим присутствием.
– Вот странная тактика, – возразила она. – Если вам иногда и недостает здравого смысла, зато фантазии хоть отбавляй. Что с вами такое? Чем я заслужила этот холодный тон? Поймите же, ваше угрюмое молчание пугает меня. Да полно, любите ли вы еще хоть немного? Видимо, нет. Бедный Мелькур! Не лишайте меня своей любви: я буду в отчаянии. Судя по вашему виду, вы мне не верите. А ведь мы должны быть друзьями.
– Зачем эта жестокость, сударыня? – воскликнул я. – Неужели вашего равнодушия недостаточно и нужны еще насмешки, которые убивают меня?
– Да! – сказала она, устремляя на меня нежнейший взор, – да, Мелькур! Вы имеете право жаловаться: я с вами сурова. Но неужели вам надо сетовать на остатки моей женской гордости? Разве вы не видите, каких усилий мне стоит сохранять ее? О, если бы я повиновалась своим желаниям, сколько раз я бы уже повторила вам, что люблю! Как жаль, что я не знала вашего характера и не заговорила первая. Я бы предалась на волю судьбы, вам не пришлось бы ничего говорить, вы бы только ответили «да».
Лишь много времени спустя я понял лукавство госпожи де Люрсе: втайне она упивалась моей неискушенностью; ни с кем другим не могла бы она позволить себе подобные речи без крайнего риска; она открыто признавалась в истинных своих чувствах, а я не только этого не понимал, но испытывал жесточайшее замешательство. Ничего не отвечая ей, в полной уверенности, что она безжалостно высмеивает меня, я собирался с духом, чтобы порвать мучительные оковы этой любви.
– Право же, – продолжала она, любуясь моей надутой физиономией, – если вы так и не согласитесь мне поверить, не поручусь, что не назначу вам завтра свидания; но вас это, конечно, поставит в тупик?
– Умоляю вас, сударыня, – вымолвил я наконец, – пощадите. Вы меня просто убиваете.
– Хорошо, больше не буду повторять, что люблю вас. Но вы лишаете меня большого удовольствия.
Я радовался, что присутствие гостей мешает ей продолжать этот разговор. Мы принялись за карты.
Во все время игры госпожа де Люрсе, видимо, увлеченная сильнее, чем сама думала, не противилась более своей любви и дала мне самые неопровержимые доказательства нежных чувств. Казалось, она совсем забыла об осторожности и жила одной лишь радостью любить и говорить о своей любви, чтобы обнадежить и воодушевить меня. Она поняла, что это единственный верный способ укрепить мою привязанность к ней. Но ее усилия пропадали втуне, она же все еще не решалась сказать без обиняков, что согласна удовлетворить мои желания. Она не знала, как себя держать, и весь вечер мучила меня повторявшейся сменой нежных порывов и суровой сдержанности. Она то уступала, то возобновляла сопротивление. Если ей казалось, что ее слова возбуждают во мне надежду, она старалась тут же ее разрушить и снова принимала тот недоступно-холодный вид, который столько раз повергал меня в трепет, отнимая у меня даже печальное утешение неуверенности.
Так прошел весь тот вечер; расстались мы во время очередного приступа строгости; я удалился в полной уверенности, что она меня терпеть не может, и решил искать удачи у другой. Почти всю ночь я перебирал в памяти знакомых дам, в которых мог бы влюбиться. Труды мои пропали даром; я убедился, что ни одна из них не нравилась мне так, как госпожа де Люрсе. Чем меньше я разбирался в любви, тем больше считал себя влюбленным и пришел к заключению, что меня ждет жестокий удел: любить без взаимности и без всякой надежды забыть эту несчастную любовь. Я упорно внушал себе, что люблю госпожу де Люрсе, и все эти чувства волновали меня с такой силой, будто я и в самом деле их испытывал. Решимость не видеть более госпожу де Люрсе вдруг покинула меня, уступив место новой вспышке любви. «На что я жалуюсь? – говорил я сам себе. – Что удивительного в ее суровости? Не ждал же я, что она сразу полюбит меня! Напротив, только длительные усилия могли бы снискать мне подобную награду. Зато как я буду счастлив, если когда-нибудь сумею тронуть ее сердце! Чем больше препятствий, тем почетней победа. Можно ли слишком дорого заплатить за привязанность подобного сердца?» С этой мыслью я заснул, с нею же проснулся на следующий день. Ночные сновидения, казалось, лишь укрепили ее.
Я отправился к госпоже де Люрсе как можно раньше, сразу после обеда, с решимостью поклясться ей в любви и покориться любому ее решению. На ее беду, маркизы не оказалось дома. Разочарованию моему не было предела; не зная, куда себя деть, я решил вечером ехать в Оперу, а тем временем сделать несколько визитов, чтобы как-нибудь рассеять снедавшее меня уныние.