Вскоре подали ужин. Ни о чем не думая, просто по привычке, я хотел сесть рядом с госпожой де Люрсе. Она это заметила, но не выразила ни малейшего удовольствия, а, напротив, устроила так, что маркиз, которого я считал своим преемником, занял место подле нее. Хотя оказанное ему предпочтение было искусно замаскировано, оно не ускользнуло от меня и крайне меня раздосадовало. Если бы она предложила мне это место, я все равно отказался бы; но я не мог без гнева видеть, что его занял другой.
Ужин был оживленный. Госпожа де Люрсе, задев мое самолюбие, теперь старалась загладить свою вину и сделалась очаровательно любезной. Тонкое кокетство, к которому мы более чувствительны, чем даже к красоте, милое поддразнивание, которое мы порой презираем, но не можем оттолкнуть, нежные улыбки, выразительные взгляды, – все было пущено в ход, и все напрасно. Я был глубоко убежден, что эти улыбки и взгляды предназначались моему сопернику, и негодовал. Ее веселость казалась мне наигранной, ее шутки – неестественными, резвость и игривость – неуместными в ее возрасте. Я смотрел на все глазами ревнивца. Мое сердце трепетало – от гнева, а не от любви. Во всяком случае, мною владела такая ненависть к госпоже де Люрсе, что я даже сам не сознавал, как она мне нравится.
Мы плохо скрываем свои желания, они владеют нами с такой силой, что не ускользают от внимания даже самой простодушной женщины. Госпожа де Люрсе никак не могла ошибиться на этот счет; она заметила по гневному выражению моего лица, что я далеко не так очарован ею, как бы ей хотелось. Должно быть, она подумала, что зашла слишком далеко: нельзя было дольше оставлять меня в убеждении, будто она совсем не интересуется мною. Поэтому, не оставив окончательно свой первоначальный план, она начала глядеть на меня менее сурово, чем до сих пор.
Этого было мало, чтобы успокоить меня; но она была права, не рискнув на большее. Если бы она пустила в ход все чары для моего обольщения, они принесли бы ей только временный успех: голос рассудка немедленно развеял бы их, или они просто сами потеряли бы свою силу раньше, чем она успела бы воспользоваться своей победой; излишняя поспешность понапрасну подхлестнула бы мои чувства, но очень скоро они бы снова остыли – и именно в тот миг, когда они были бы ей больше всего нужны.
Госпожа де Люрсе обладала достаточным опытом, чтобы все это обдумать, и, без сомнения, она обдумала все. Во время ужина она оказывала мне не больше внимания, чем принято в обществе; так ведут себя дамы с мужчинами, к которым они безразличны, к которым давно привыкли. Ее разговоры были так же сдержанны, как взгляды, и вела она себя так умно, что если в начале ужина я был уверен, что получил полную отставку, то в конце его, выходя из-за стола, я уже мог надеяться, что она вспомнит, что любила меня, и будет со мной нежна, как никогда прежде.
Хотя при свойственном мне тогда тщеславии я мог бы загореться желанием вновь завоевать ее сердце, не это занимало меня: просто я был уязвлен тем, что госпожа де Люрсе не испытывает сожалений; но сам я их не испытывал. Когда кончился ужин, я совсем забыл, для чего, собственно, решил остаться, и уже готов был последовать в переднюю за гостями, собравшимися уходить.
«Пусть остается со своим счастливым любовником, сменившим меня, – подумал я. – Пусть проведут вдвоем восхитительную ночь. Какое мне дело до их удовольствий? Зачем я стану мешать им? Ведь я ее не люблю. С какой стати мне ревновать?»
Итак, я встал, чтобы попрощаться; но в этот миг маркиз, который, как я полагал, сгорал от нетерпеливого желания остаться наедине с госпожой де Люрсе, подошел к ней, чтобы откланяться. Это меня озадачило. Я думал, она постарается удержать его, но, сказав несколько любезных слов о том, что он напрасно торопится, она его отпустила, даже не условившись с ним о следующей встрече.
Такое равнодушие после всего того, чему я был свидетелем, показалось мне неестественным. Далекий от мысли, что они мало думают друг о друге и что мои подозрения необоснованны, я, наоборот, решил, что они уже договорились о новом свидании, когда она так долго о чем-то с ним шепталась с загадочным и смущенным видом; поэтому, сообразил я, внезапный уход маркиза был задуман нарочно; как только остальные гости разъедутся, он снова явится к госпоже де Люрсе.
Мое предположение, хотя и несколько романтичное, было вполне правдоподобно; оно не противоречило установившимся обычаям. Мне показалось, что я проявлю ум и находчивость, если не только догадаюсь об этом свидании, но и помешаю ему. Я придумал злокозненный план: оставаться у госпожи де Люрсе до такого позднего часа, чтобы маркиз потерял терпение и даже мог бы подумать, что если бы я не был счастливым избранником в прошлом или настоящем, то не имел бы права на столь дерзкое поведение.