— Господин воевода! Какая радость! Какая неожиданность! Вы вернулись!
О, а вот и комитет по встрече нарисовался, в лице старосты Михая, позволяя закруглить разговор с Мелиссой, становящийся излишне серьезным.
А старик, ничего, шустрый. Раньше всех подоспел. Стоит, кланяется… Сыновья его, орлы, как на подбор, шапки ломят. И дочь или сноха с караваем на вышитом рушнике… Приодета, нарумянена. Офигеть. Вот так и приучают к барским замашкам. Мужикам кивнуть небрежно… Отщипнуть от хлеба… Девицу по пухлой щечке потрепать. М-да… Размечтался. А чем бунты крепостных заканчиваются, напомнить? Особенно те, где барин своих людей ниже животных считал? То-то…
— И тебе, Михай, здоровья крепкого! — спрыгиваю с коня. — Чего трудился-то напрасно? Я же не мимо ехал.
— Это как сказать… — приосанился от удовольствия староста. — Таперича хоромы ваши вона где! — указал на детинец. — Только не все успели сделать. Не раньше завтрашнего ждали. Комендант наш… — старик размашисто перекрестился, — спозаранку почти со всем ополчением и милицией в поле унесся. А Анастасия еще с вечера тамочки… — опять взгляд в сторону детинца… — всю ночь баб да мужиков гоняет. Торопится комнаты обустроить. Пошто гонца заранее не отправили-то? Не упредили…
— Не велика беда, Михай… — отмахнулся небрежно. — Главное, что дома… А лишний раз на сеновале или в шалаше заночевать — то казаку не беда.
Не удержался… Ущипнул не только каравай, но и тугой бочок. Девица только ресницами затрепетала и на старосту покосилась, не заметил ли.
«Угомонись, охальник! Дел выше крыши того же детинца, а тебе одно в голове!» — возмутилась совесть.
«А чего они соблазняют?» — вяло отбрыкнулся я.
— Дочь? — поинтересовался у Михая. — Красавица…
— Жена…
«Офигеть! Я себя озабоченным считал, а тут трухлявый столетний пень на молоденькой женится... Пардон. Ошибочка. Старый — да. Замшелый — вне всяких сомнений. Но не трухлявый. Крепок еще корнями. Если на девиц виды имеет»
— Ну ты даешь… староста.
Я не ханжа и ничего такого не имел в виду, но старик поторопился объяснить.
— Из полона она, господин… Все равно б из парней никто под венец не позвал. А так — и ей есть к кому голову прислонить, и мне бобылем век доживать не придется. Вдов ведь я… Дети выросли, своими семьями обзавелись.
— Да ты чего исповедуешься-то? — остановил я старосту. — Я не поп — грехи не отпускаю. Если по согласию все — мир вам да любовь… живите в радости.
— Золотые слова, милостивец!
Ух, ты! А Настасья-то какова. Тоже вольная жизнь на пользу пошла. Расцвела, как роза. Не зря дьяк так за ней увивался. М-да… За что и поплатился.
— Все у нас хорошо в Полесье, только попа нет. Как басурмане живем… Люду вона сколько приумножилось. А ни обвенчать, ни крестить. Ни на погост снести… Да и очиститься многим, после басурманской неволи не помешает. Исповедаться, причаститься… Не по-людски это, барин. Не по-божески. Так что кланяемся мы тебе всем обществом — разреши церковь построить. Прежняя уж совсем сгнила. Того и гляди — развалится. А в новую и поп придет. Даже упрашивать не придется.
Молодка отвесила земной поклон.
«Без церкви — деревня, с церковью — село», возникла в голове где-то вычитанная справка. А село — это хорошо. Это уже развитие. Следующий шаг — городище. И доход другой, и уважение. Владелец города куда больший вес имеет, чем владелец хутора. Пригодится, когда с другими вельможами общаться стану.
— Добро… Хорошо, что напомнили. Даю разрешение. И не церковь — храм каменный закладывайте. Выделю деньги. На днях буду в Смоленске, скажу о том архимандриту и возьму у него грамоту. И клирика попрошу прислать. Чтоб все честь-почести, как по православным канонам полагается.
«Вы заработали уважение. Ваши отношения с жителями Полесья улучшились до «70» — почтительность»
Глава 8
— Батька атаман! Слава! — две луженые глотки проорали приветствие с расстояния в полверсты. А показалось, что рядом стояли. Аж в ушах зазвенело.
— Слава!
— Тихо, вы, аспиды! — шикнул на Четвертака и Пятака. — Чего отрете, как оглашенные. Хотите, чтоб воевода Королькович дружину по тревоге поднял?