— Челом, батька… — слетели те с седел и бухнулись в ноги. — Виноваты. Обрадовались шибко. Теперь-то уж наша точно сверху будет. Нахлебаются свеи кровавого пива… — затараторили наперебой гайдуки.
Ан, нет. Не гайдуки уже. Поднабрались опыта парни под присмотром князя Цепеша. Очков для произведения в городовые казаки набрали. Молодцы…
— Спасибо, батька! — парни на колени падать не стали, но землю чубами подмели.
— Заслужили… А теперь не частите. Толком говорите… Ты… — ткнул пальцем в Четвертака.
— Фуражиры свеев в наши края забрались, — произнес тот уже спокойнее, вытирая шапкой потный лоб. — Большой отряд… чтоб им пусто было. Наши разведчики почти четыре дюжины насчитали. В основном драгуны. Но и черные рейтары тоже есть. Аж пятеро…
— А не далековато шведы забрались? — усомнился я. — Для крестьян полсотни регулярного войска силища огромная, но ведь по пути у них не только деревеньки и хутора?
— Так ведь и войско короля Густава теперь ближе к Варшаве, на триста верст, чем было… — ответил Пятак.
«Вот как… Значит, пока я там, на югах татарву гонял, у нас здесь «шведы Кемь взяли»? Интересно, а что я еще пропустил? Речь Посполитую еще не отменили? А то, может, я уже не короля Сигизмунда подданный? Да, — с визитом к Корольковичу затягивать не стоит».
— Федор, — окликнул я Стрельца, обнимающего жену. — Оставляю обоз на тебя. Михей, Анастасия — вам мои советы без надобности. Не впервой. Принимайте пополнение. Все оставшиеся вопросы обсудим как только вернусь. Обещаю! Черкесы! За мной! Вы оба — тоже.
Ох, как вовремя хлопцы с новостями подоспели. Не, управление, учет и прочая бухгалтерия — не мой конек. Скукотища смертная… Умом понимаю, что без этого никуда не денешься, и хочешь не хочешь, а придется. Но, если есть возможность увильнуть от этой тягомотины хоть на какое-то время — грех не воспользоваться.
Гикнул, свистнул, щелкнул нагайкой… Только ветер в лицо пахнул…
Вот это я понимаю жизнь. Настоящая, мужская. Оглянулся. Позади клином, как журавли, черкесы несутся, посверкивая панцирями и шишаками. Вот бы так, на всем скаку, и во вражескую рать вонзиться.
Кстати, о рати… Я ведь даже не уточнил у гонцов где она. Обрадовался так, что рванул напрямки, а шведы, может, совсем в другой стороне. Хотя, если солнце за спиной, то запад впереди.
Оглянулся еще раз, Четвертак с Пятаком немного отстали, все же у них кони похуже, но руками не машут, знаков не подают. Значит, правильно скачем. Ну, да ладно, можно и придержать… Полесье уже вот-вот за горизонт спрячется. Обратно не позовут.
Пустил коня шагом и поманил к себе гонцов.
— Правильно скачем?
— Да, батька… — подтвердили дуэтом. — Точнехонько к Сурице. Мимо нее никак не промахнуть. И брода там всего два. Один чуток правее будет. Второй — наоборот, левее. А свеев искать не придется, они сами себя укажут. Где свежие дымы вьются — значит, там фуражиры и промышляют. Они хоть не басурмане, капитан сказывал — в Христа веруют, но полон не хуже голомозых берут. За собой только пепелище оставляют.
Это уж, как водится. Кто и с кем бы не воевал — достается всем. Ошалевшие от крови и смертей солдаты не ведают пощады. Ни к чужим, ни к своим. Поскольку не знают — сегодня им суждено умереть или удастся дожить до завтра. И чем дольше длится война — тем сильнее безумие. А в здешних землях бои и сражения не затухают вот уже которую сотню лет. Как степной пожар выжигая все живое, превращая тысячи квадратных верст в Loca Deserta — Пустынные земли. Дикое Поле.
Кто-то из поэтов сказал, что у войны не женское лицо. А как по мне, у нее вообще нет лица — жуткий оскал, полуистлевшего звериного черепа. И очень трудно оставаться человеком, если довелось заглянуть в его пустые глазницы…
Так и случилось. Еще не слышно было ни криков, ни запаха гари, а дымы уже струились в небо, указывая место, где смерть нашла свежую поживу. А дымом пожарища, как сигнальным столбом, приманивала новые жертвы.
— Батька атаман, дозволь вперед махнуть, поглядеть, что там? — приблизились ко мне те самые черкесы, что вот-вот должны были стать пятигорцами.
— Добро. Только в бой не ввязывайтесь. А лучше — чтоб вас вообще не заметили.
— Не сомневайся, батька. Малыми мышками прошмыгнем.