— Пистоль и сабля.
— Годится. Когда герць?
— Да когда хочешь… Выезжай за ворота. А Богун хоть сейчас готов.
— Добро. Ждите…
Казаки поскакали обратно в лагерь, а я пошел во двор седлать коня.
— Подожди, атаман… — остановил меня Мамай. — Хочу совет дать. У Богуна есть излюбленный прием, которым он всегда побеждает.
— Ты о том, что он неожиданно саблю из правой руки в левую перебрасывает?
— Слыхал о том? — удивился Мамай.
— Люди говорили… — ну, не объяснять же мне, что я в свое время читал про Богуна все, что только издавалось. И каждый писатель непременно описывал этот финт подольского полковника.
— Ну, тогда я спокоен.
Я, в общем-то, тоже. Если удача не подведет и казак не попадет первым же выстрелом в голову, то все остальное моя броня какое-то время выдержит. Да и жизнь я себе нехило прокачал. Как говорится, голыми руками не возьмешь.
— Атаман… — это Мелисса.
— Что?
— Вот… — протягивает мензурку. — Выпей. Этот отвар придаст тебе сил. Я видела: Богун на приступ не ходил, значит, не устал, а ты рубился в первых рядах. Так что немного приободриться не помешает.
— Спасибо… — без раздумий опрокидываю в себя снадобье.
Ух, как огонь по жилам пробежал. А через секунду я ощущал себя способным своротить горы.
Прыгаю в седло, проверяю заряжен ли пистоль, хорошо ли вынимается сабля, и подаю знак открыть ворота.
Глава 42
Я и десяти шагов не успел отъехать от ворот, как из лагеря казаков внесся одинокий всадник и галопом помчался в мою сторону. Видать сильно осерчал полковник, не терпится поквитаться.
Ну, чему бывать — того не миновать.
— Бабах!
Пуля вжикнула над головой, как раз в тот момент, когда я пригнулся к шее коня, поправить уздечку. Не понял? Это что, дуэль уже началась? Никаких встреч на середине, приветствий и обмена любезностями?
М-да… Повезло… Еще секунда и влепил бы мне пулю промежду глаз.
Богун лихорадочно перезаряжает пистоль, даже коня придержал. Ну, тогда я дремать не буду. Послал шенкелями своего вскачь.
Расстояние разделяющее нас все меньше, и вот Богун снова вскидывает пистоль. Мгновением позже заваливаюсь на левый бок…
— Бабах! Дзинь!
Пуля срикошетила от кирасы.
Выравниваюсь и достаю свой пистоль.
Богун понимает, что перезарядить третий раз уже не успеет, снова кидает коня в галоп.
Прицеливаюсь… Между нами не больше десяти метров. Попасть с такого расстояния в человека даже слепой может. Но я не хочу убивать полковника. Помню, насколько велика и важна была его роль в восстании Хмельницкого. Чуть опускаю ствол и разряжаю пистоль, целясь в лошадь.
— Бабах! Бабах!
Конь Богуна взвивается на дыбы и валится на бок. Богун проворно выпрыгивает из седла и отбегает в сторону, чтобы не попасть под удар копытами агонизирующего животного.
Ловок, шельма… Но все ж отчасти мой замысел все же удался. Во-первых, — Богун, спрыгивая, выронил пистоль и поднять его не может — конь все еще агонизирует. И я, легко уклоняясь от боя и выдерживая небольшую дистанцию, могу просто расстрелять его. У меня же еще целая дюжина неиспользованных зарядов. Но, как я уже сказал, — убивать Богуна я не хочу.
А во-вторых, — у меня верховая езда прокачана всего лишь на «5» из «10», тогда как любой казак можно сказать, родился на коне, так что фехтовать сидя в седле мне было бы гораздо сложнее, чем твердо стоя на ногах.
Придерживаю коня и спрыгиваю на землю.
Громкий, одобрительный гул в казацком лагере свидетельствует, что там оценили мой рыцарский жест.
Богун тоже не ожидал. Стоит и не отрывает взгляда от пистоля в моей руке.
Прячу пистоль, достаю саблю.
— Умри, лотр! — кричит казак, выхватывает карабелю и быстрым шагом направляется ко мне.
— Может, разойдемся миром? — бормочу первое, что приходит в голову. Но казак только зубами скрипит и с ходу атакует.
Ставлю блок.
— Может, поговорим?
— Не о чем нам говорить… — шипит Богун и обрушивает на меня целый вихрь ударов.