Фригерид и Маркиан повернули на север, к великому храму Мина и Исиды. Ворота с циклопическими пилонами из розового песчаника выходили на главную улицу, как и ворота меньших храмов Осириса и Геба, расположенных южнее. Все храмы были давно закрыты и заброшены, и мало-помалу растаскивались на камни для новых построек, но башни пилонов ещё высились над городом во всём величии.
– Может, по кубку пива для разгона? – Маркиан кивнул на вывеску с изображением Ра, наливающего пиво Сехмет.
– Не люблю египетское, но давай, – согласился Фригерид. – Бывают чудеса, иногда попадается и приличное.
В душной полутёмной пивной без столов и стульев не было посетителей. Воины устроились за стойкой. Неторопливая пожилая египтянка подала миску варёной капусты, по глиняному кубку с густой жёлтой мутью, и по соломинке. Фригерид через соломинку втянул в себя немного жижи. Скривился:
– Никаких чудес. Медвежья моча!
Маркиан тоже глотнул, изучающе посмаковал.
– Нет, не медвежья, – сделал он вывод. – Я бы сказал, скорее гиппопотамья. Здесь нет медведей, брат. Это же не Германия.
Фригерид глянул на него пристальнее и нахмурился.
– Намекаешь, что германское пиво – медвежья моча?
– Нет, конечно, брат. Я ничего дурного не хочу сказать про германское пиво. – Маркиан вытряхнул из соломинки осадок и отпил ещё. – Я вообще про германское пиво знаю только одно: пиво бывает иллирийское.
Фригерид нахмурился сильней и положил руку на рукоять кинжала.
– Шутки шутками, иллириец, но не переходи границы.
– Ладно-ладно. Сойдёмся на том, что вот эту сладкую кашицу только египтяне могут считать пивом. – Маркиан отставил кубок с толстым слоем осадка и брякнул о стойку бронзовой монетой. – Всё, пошли к твоей чёрной Венере.
– Срежем через храм, – предложил Фригерид.
Портиком главной улицы они дошли до храма Мина и вступили в тень изрезанных рельефами пилонов. Когда-то створы ворот открывались только для жрецов, но теперь от ворот осталась одна гранитная рама, и кто угодно мог войти в церемониальный двор бывшего святилища. Через двор к следующей паре пилонов – входу в собственно храм – вела аллея колоссов Мина. Чёрная краска давно облупилась на изваяниях бородатого бога плодородия с торчащим фаллосом. Между колоссами бродили зеваки-приезжие, глазели на иероглифы и потирали на счастье фаллосы, отполированные до блеска. Вокруг зевак увивались местные попрошайки, торговцы вразнос и непрошеные помощники. Вот и к Маркиану с Фригеридом подлетел юркий паренёк с подбитым глазом, зачастил:
– Мои господа, славные ромейские воины! Я бывший жрец Мина, посвящённый в мистерии. Я покаялся и принял святое крещение, и ради Христа совершенно бесплатно покажу вам храм, идолов, подземелья, где язычники творили свои нечестивые обряды, расскажу тайные мифы для посвящённых, объясню философский смысл иероглифов, и ещё только у меня вы узнаете, где продают доподлинные мумии фараонов, а где…
– Пшёл! – шикнул Фригерид, и паренька сдуло.
Маркиан следом за ним проталкивался между лотками коробейников. Хотя почитание Мина давно прекратилось, храм ещё хранил атмосферу культа плодородия. На лотках теснились фаллические статуэтки, горшочки с афродизиаками и приворотными зельями, кочаны латука для повышения мужской силы. Маркиан и Фригерид наконец выбрались из толпы торговцев к пролому в храмовой стене, и сквозь пролом вышли наружу, на улочку.
Ранее она принадлежала священному кварталу Мина и была застроена одинаковыми глинобитными домиками для младших жрецов и храмовой прислуги. Теперь в них располагались публичные дома. Было утреннее затишье, большинство девушек отсыпались после трудовой ночи, но некоторые всё-таки сидели на лавочках под соломенными навесами, полусонные и скучающие, обмахивались веерами и вайями пальм. Здесь были в основном смуглые египтянки и арабки, но немало и эфиопок разных оттенков чёрного, и даже одна индианка с цветной точкой на лбу. Сидели кто в небрежно наброшенных, просвечивающих накидках, кто в одних набедренных повязках. У всех были густо насурмлены веки и выкрашены хной ногти, сверкали браслеты на руках и ногах, бусы во много рядов лазурита, коралла и дешёвого жемчуга. Клиентов не было. Лишь мальчишка-водонос со связками кувшинчиков на коромысле брёл по улице, покрикивая: «Вода, холодная нильская вода!»
При появлении двух римских воинов улица оживилась. Засверкали призывные улыбки, замахали руки в звенящих браслетах, отовсюду полетели заученные «хайре», «аве» и даже готское «heils, skapja fukkan!» Маркиан и Фригерид переглянулись и приготовились, что сейчас их начнут хватать и затаскивать силой. Но случилось неожиданное. Какая-то египтяночка с искусственными лотосами в волосах с ужасом показала на Фригерида: