Холодок стал ощутимее. Шарлотта через силу улыбнулась.
— Раз уж все так повернулось… тогда у нас медовый месяц, не так ли? Работа может подождать.
— Слышу речи влюбленной женщины, а не бизнес-леди. В принципе я согласен, тем более что там много документов на французском. Мне понадобится переводчик. — Думаю, Робер с радостью поможет тебе разобраться…
— Нет! Только не Робер. И вообще, желаю быть семейным тираном. Роберу Нуво не место в нашем доме.
— Еще чего! Он мой друг.
— Не раздражай меня. Где Джонни?
— Унесся в сад с Андре. Ты вчера не разрешил ему взять щенка? Ты против?
Филип помрачнел и ссадил Шарлотту с колен.
— Видишь ли, события слишком стремительно меняются. Вчера я точно знал, что уеду через месяц, а про Джонни уверен не был. В любом случае щенка нельзя взять, а потом бросить.
— Но сегодня ты уже не хочешь уезжать, правда?
Он посмотрел на нее серьезно, без улыбки.
— Скажем так: сегодня моя уверенность серьезно поколебалась. Но ведь ты понимаешь, то ничего еще не решено окончательно?
— Почему? Не понимаю.
Филип растерянно взъерошил волосы, закряхтел.
— Солнышко, я с тобой превращаюсь в зануду-резонера. Все время что-то объясняю, прошу не торопиться, бла-бла-бла!
— Но ведь все действительно изменилось!
— У нас была прекрасная ночь, Шарлотта. Я был счастлив и горд. Я старался сделать тебя счастливой…
— У тебя получилось.
— Спасибо. И все же — это был порыв. Страсть, налетевшая, как ветер. Между нами с самого начала существовало притяжение. Сначала мы ему активно сопротивлялись, теперь так же бурно отдаемся ему. Клянусь, я сам не верю, что произношу эти слова, но… брак требует более серьезного обдумывания. Брак — это таинство, принятие на себя определенных обязательств…
— То есть ты меня бросаешь?
— Шарлотта, как тебе не стыдно? Так рассуждают только очень глупые девочки…
— А она и есть очень глупая девочка.
Филип и Шарлотта обернулись к двери.
Там стоял Робер Нуво, на его руку опиралась сердитая и разом постаревшая Клементина Артуа, за его спиной маячили испуганные и встревоженные лица домочадцев семьи Артуа — одним словом, мизансцена была самая пугающая!
Робер преувеличенно заботливо усадил Клементину в кресло и налил ей воды из хрустального графина. Потом повернулся к Шарлотте и взял ее за руки, душераздирающе вздохнув. Филип процедил сквозь зубы:
— Отпусти ее, крысеныш.
Робер и ухом не повел.
— Разве я тебя не предупреждал, Шарлотта? Разве я не говорил с самого начала, что от семейки Марч одни неприятности?
— Робер, я ничего не понимаю…
— Помнишь, я сказал, что этот негодяй будет охотиться за твоим состоянием? Ты еще говорила о его бескорыстии…
— Говорила и повторяю это. Филип Марч — порядочный человек… и мой муж.
Клементина кашлянула:
— Дочь моя, к счастью, вы еще не обвенчаны, так что расторжение брака не займет много времени.
— Мама, я достаточно долго прислушивалась к твоим словам. ЭТО решение за мной.
— Разумеется. Умоляю только об одном: не дай себя обмануть. Сексуальная привлекательность — страшное оружие. Ты всегда была рассудительной, ты сможешь…
— Мне до смерти надоело быть рассудительной, мама. И я прошу говорить о моем муже с уважением! Он не альфонс и не жиголо…
— О нет. Он — вор.
Филип вскочил, собираясь броситься на Робера, но Шарлотта удержала его. Лицо Снежной королевы превратилось в прекрасную и безжизненную маску, только странные глаза мерцали опасными искрами…
— Робер, как ты понимаешь, мы ждем объяснений, Филип и я. Подобное обвинение требует доказательств.
— Неужели ты думаешь, что я способен оговорить невинного человека?
— Чарли, дай я ему врежу… И у тебя еще хватает совести, подонок…
— Тихо все! Робер, я слушаю.
— А мне не нужно ничего рассказывать. Шарлотта, попроси своего супруга принести платиновую кредитку, которую ты ему дала. Надеюсь, ты помнишь, сколько денег на ней лежало?
— Да, конечно. И меня не волнует, какие траты…
— Пожалуйста, попроси принести карту.
Филип ухмыльнулся и перевел взгляд на перепуганную Мари.
— Детка, слетай ко мне в комнату и принеси бумажник, он лежит на тумбочке. Для чистоты эксперимента, так сказать.
Мари умчалась за бумажником, в библиотеке воцарилась тишина. Шарлотта все пыталась поймать взгляд Филипа, но он был не похож сам на себя. Его обычно добродушное лицо окаменело, темные глаза сверкали, затвердевшие скулы выдавали страшное внутреннее напряжение.