Ночью генерала тайком вывезли из дома.
III
Савва Борисович потянулся и открыл глаза. Он долго не мог понять, где находится. В голове всплывали и тут же тонули странные эпизоды — то ли из прошлого, то ли из будущего. На столике в изголовье лежала раскрытая книга. «Надо меньше забивать голову всяким бредом!» — успокоил себя Рогозин, присел и свесил с кровати волосатые ноги.
В комнату вошел человек, которого Рогозин где-то видел, но где именно, вспомнить не мог. Кем является незнакомец, Рогозин спрашивать постеснялся — надеялся выяснить все в процессе разговора.
— Проснулись, Савва Борисович?! Вот и славно! Оклемались, стало быть. Что вы так на меня смотрите? Да, я постригся. Неужели не признали? Я же врач. Неделю с вами сижу. Смею доложить, что лихорадку мы победили, с чем вас и поздравляю! Сейчас примем микстуру и попробуем выйти на свежий воздух.
Вот уж месяц как Савва Борисович жил самостоятельно. Деньги ему передавали какие-то дальние родственники, коих он и в глаза не видел. По большому счету это его волновало меньше всего. Не видел и — черт с ними! Главное, чтобы не забывали слать переводы. Рогозин потерял счет дням. Как в тумане, бродил по родным и в то же время чужим улицам, сызнова знакомился с городом, в котором прожил большую часть жизни. С любопытством смотрел на автомобили и пролетки извозчиков. Он решил ничему не удивляться: «Не дай бог, сочтут за сумасшедшего!» — говорил он себе и снова удивлялся. Снег вдоль дороги просел и выглядел болезненно-серым. Зима умирала, судорожно цепляясь пальцами из сосулек за карнизы. По тротуару барабанила капель, вот-вот должен тронуться невский лед. Рогозин поправил на голове бобровый «пирожок» и замер возле афишной тумбы — привлек пестрый рекламный плакат. «Большой театр световых картин „Пикадилли“ демонстрирует фильм „Бездна женской души“. Снимать верхнее платье необязательно» — гласила надпись. Савва Борисович кино недолюбливал, считая дьявольской потехой. Однако излишек времени и скука подтолкнули его к кинотеатру.
Рогозин смотрел картину, засыпал, просыпался и снова погружался в небытие. В его голове все смешалось: действие на экране казалось настоящей жизнью. Там он играл роль главного героя, а публику в зале воспринимал изображением на экране. Савве Борисовичу стало жарко и душно. Он распахнул пальто, в сознании же происходило совершенно другое: Рогозин сбросил с себя тяжелое одеяло. Рядом с ним, у стены, лежала женщина. «Черт побери, кто это? — испугался он, — и что она тут делает?» Выбравшись из кровати, он стал искать одежду. Дикий смех заставил его схватить со стула женское платье и прикрыть наготу.
— Ляг на место, мне холодно! — приказала вдова генерала Кронбергера.
Рогозин растерялся — через окно за ними следила тысяча глаз!
— Я сейчас, дорогая! Что-то пить захотелось! — с приторной любезностью заверещал он, бросил платье и нырнул под одеяло.
Минуту назад все было совсем не так: он говорил чужим голосом и падал в обморок. «Пресвятая Богородица, что происходит?!» Новый взрыв хохота вынудил Рогозина укрыться с головой. Вскоре он окончательно потерял способность мыслить. Перед глазами мелькали: Дворянское собрание, окопы с перепуганными бойцами, врач и Эльза Кронбергер. Вскоре их смело мощным взрывом, и все исчезло.
Зал кинотеатра опустел. Сиротливая фигура пожилого, хорошо одетого господина привлекла внимание билетера: «Никак заснул барин!» Подобравшись к человеку в расстегнутом пальто, билетер оторопел — руки мужчины утратили способность держать, на полу валялся «пирожок». Прибывший в компании двух полицейских врач зафиксировал смерть.
— Апоплексический удар, — заключил он, делая в блокноте пометки. — Кстати, вы не слышали о странном исчезновении госпожи Кронбергер? — между делом спросил доктор у стражей порядка.
Потолок