— Прошлые обиды дорого стоят. Будешь хитрить, я тебе яйца оторву и сожрать заставлю! — дальше он назвал сумму, от которой у Максуда надолго пропал сон.
Время шло, а ожидаемых денег Громов не видел. Одноклассник скрывался, наивно полагая, что все разрешится само собой. Максуд не учел, что от судьбы не убежишь. Ну, если только в могилу.
Геша устал пребывать в неведении и нанес визит вежливости. Непродолжительная, но конструктивная беседа все расставила по местам и списала с лицевого счета должника зарплату всей бригады шабашников.
Максуд не знал, как объяснить мужикам, что все заработанные на шабашке деньги ушли на оплату старых грехов. Он подумывал скрыться, отсидеться где-нибудь, дождаться, когда все уляжется, и о нем забудут. Но работяги оказались проворнее. Бригадира выловили и привезли на заброшенную ферму.
— Вах! Зачем твоя нас обманул?
Добродушный узбек облил привязанного к столбу Максуда из канистры. Бывшие подчиненные сами решили, что нужно делать. Первый раз в жизни Максуд понял, что бензин пахнет смертью.
— Мужики, пощадите! — сипло взмолился бригадир. — Я кредит оформлю под залог квартиры. Гадом буду!
На том и сошлись.
Рассчитаться с банком в срок не удалось. Максуд поскитался по знакомым и, благодаря Гешиному попечению, оказался на свалке. Все-таки в Громове было что-то человеческое, хоть и в очень мизерном количестве. «Ничего, — оптимистично рассуждал Максуд. — Чтобы узнать истинный вкус жизни, надо хлебнуть дерьма. Начну с нуля!» — он верил в свои силы, знал, что сумеет выбраться из мутного водоворота, увлекающего на дно. Его способность располагать к себе людей, входить в доверие, а также безразличие к алкоголю сыграли свою роль. Он быстро уяснил законы свалки, начал трудиться сборщиком тряпья и картона. Вскоре Максуда приметил хозяин — угрюмый мужик с обвисшими, как у старого сивуча, усами — и сделал своим помощником.
Гауляйтер свалки жил в вагончике, расплачивался с обитателями за работу и обо всем докладывал костлявому мужику, который приезжал раз в неделю на джипе с тонированными стеклами. Работяги говорили, что это Матвей Сергеевич Хряк, серый кардинал преступного мира.
Баул пластмассы стоил полтинник, килограмм металла — от рубля до трех. За день можно было заработать две сотни, а то и больше. Вечером грузовые машины забирали отсортированный мусор и увозили на переработку. В обязанности Максуда входил контроль над рабочими. Кроме этого он следил за тем, чтобы мимо хозяина не проплывали ценности, выброшенные по ошибке.
Среди хлама попадались и исправная бытовая техника, и вполне приличное шмотье, а иногда и золотые побрякушки, случайно оказавшиеся в мусоре. На Максуда работали стукачи, не подозревавшие о наличии друг друга. Они украдкой приходили в течение дня и за некоторые поблажки сообщали все, что удавалось разнюхать. Утаивший дорогую находку человек подвергался наказанию или изгонялся со свалки. Иногда для профилактики устраивались показательные расправы.
Крепко заваренный чай приятно обжигал глотку и сводил скулы Максуда. Шипел охрипший от болтовни транзистор. Дверь вагончика распахнулась. Вошел гауляйтер свалки.
— Ты куда слинял? — Он продырявил помощника глазами.
— В город мотался. — Максуд поставил кружку на стол и закурил. — Решил проветриться. Давно живых людей не видел.
Он еще раздумывал, стоит ли говорить о том, что решил начать новую жизнь, или нет. Хозяин подошел вплотную. Тяжелая рука придавила Максуда к табуретке.
— Тебе ли не знать, что все тайное становится явным, — сказал он с притворной грустью.
Максуда отчетливо вспомнил хмурый день, прошитый нитями дождя. На краю свалки, у перелеска стояла группа человек, в которой находились он, гауляйтер и Костя Залупа — щуплый мужичок, прозванный так за отсутствие растительности на лице. Его физиономия без бровей, ресниц и щетины походила на маску. Залупа часто моргал и отводил взгляд. Накануне он нашел валюту за подкладкой выброшенного пиджака. Делиться Костя не захотел.
— В кого ты такой непорядочный? Ведь это уже не в первый раз, — хозяин говорил тихим, чуть обиженным голосом. — Я тебе работу дал, землянку выделил. Заботился как о человеке, а ты вон что вытворяешь. Нехорошо!