По воскресеньям мать с сестрой уходили на всю ночь в общину для обсуждения и тщательного разбора определяющих идей христиан-баптистов, Никита пользовался моментом и приводил домой потаскух. Вакханалии получались шумные, с игрой на пианино и танцами до упаду. Уставшие от шума соседи шептались: «Вот так баптисты, днем грехи замаливают, ночью — блудят!» Мать с сестрой выслушивали претензии и не понимали о чем речь — при них Никита вел себя скромно и даже молился. Однажды они вернулись раньше и застали Никиту врасплох: на кухне валялись пустые бутылки, под Никитой — абсолютно нагая гражданка.
Никиту выгнали из дома. Он снял квартиру, не пил девять дней, а потом устроил поминки по веселой жизни, и так нализался, что уснул с непогашенной сигаретой. Ремонт оплатил отец. Никитино счастье пришло неожиданно — умерла бабка. Непутевому внуку она завещала свою жилплощадь. Старшие братья к тому времени обзавелись семьями и собственными квадратными метрами.
Вечером коридоры учреждения пустели. Марья Сергеевна Лемешева складывала аккуратной стопочкой бумаги и убирала их в папку. Прихватив ее с собой, торопилась домой. Работала она заведующей в лаборатории фармацевтической компании. Лемешева была в том возрасте, когда многие женщины уже становятся бабушками, а другие еще ведут жизнь девочек-вертихвосток.
Худощавая, с усталыми глазами, Марья Сергеевна являлась ярчайшим представителем класса трудоголиков. Сутки напролет она пересматривала документацию, проверяла анализы и контролировала ход производственного процесса. Мало того, что она пахала на износ, Лемешева требовала того же от подчиненных. При встрече с ней те здоровались и старались быстрее скрыться из виду. За неестественную тягу к труду за глаза ее звали Лошадью. Она этого не знала и, закусив удила, спешила преодолеть очередное препятствие. Измотанная до одурения Лемешева плакала в кабинете. При таком изнуряющем режиме ей ни на что не хватало времени.
В метро Лемешева пробовала осилить художественную литературу: дома было некогда. Покачиваясь в переполненном вагоне, она сонно перелистывала страницы книги. На нужной станции толпа увлекала ее к эскалатору и выбрасывала в сырой, пропахший выхлопными газами вечер. По пути она забегала в магазин, что-то покупала и торопилась к семье.
Муж Марьи Сергеевны мог сам прокормить семейство и предлагал ей оставить работу, но Лемешева не желала быть зависимой в финансовом плане. Он не настаивал, но особой радости от вида вымотанной супруги не испытывал. Ночей Лемешева боялась — хотелось спать, а не удовлетворять желания мужа. Получив отказ, тот приходил в ярость и принуждал к исполнению супружеского долга. В постели он отыгрывался самыми изуверскими способами. Дошло до того, что Лемешева сидела над отчетами до тех пор, пока из спальни не доносился храп. Она убирала листки, исписанные мелким почерком, и мышкой заползала под одеяло. Иногда муж просыпался, и тогда наступал кошмар, после которого Лемешева принимала успокоительные таблетки.
В конце концов, супруг завел любовницу и не приходил домой ночевать. Марья Сергеевна к этому отнеслась спокойно, даже с радостью: теперь-то ее никто не домогался.
У нее были дети. Старший учился в институте. Трудом и усидчивостью он стремился достичь высоких целей. Его отношения с матерью складывались таким образом, что чужой человек, увидев их вместе, подумал бы, что это случайные знакомые. Младший рос подвижным ребенком. В его глазах горел огонек озорства и любопытства. Он облазил все овраги, покорил на самодельном плоту протекающую поблизости речку и прыгал с тарзанки, подражая героям прочитанных книжек. Непоседливый шпингалет был единственным человечком, всем сердцем любившим Марью Сергеевну. Прижавшись к ней, он ласково мяукал, выражая радость. Когда удавалось, Лемешева уделяла сыну внимание: читала сказки, смотрела с ним мультфильмы и узнавала об успехах в школе.