Я перевернулась на жестком бетонном покрытии, решительно настроенная вернуться к
своему сну. Но голос не пускал меня. Хуже того, к нему добавилась пара рук, трясущих меня за
плечи.
— Эй, Двадцать Восьмое Октября. Просыпайся. У тебя есть время до конца твоих дней,
чтобы спать.
Мои глаза открылись. Стены в моей камере были затемнены, вокруг было тихо, никакого
бормотания, шорохов и скрипов, которые я слышала до этого. Должно быть, сейчас ночное время
суток, или, по крайней мере, то, что является ночным временем суток, по мнению АВоБ. Мы
подобны рыбе в аквариуме — наши дни и ночи подчинены капризам нашего стража.
Они уже контролируют каждую часть моей жизни. Они не должны прерывать то
единственное, что дает мне спокойствие. Мрачная, я обернулась к охраннику, который не дал мне
уснуть.
Я стремительно вскочила, когда поняла, что это не просто какой-то охранник. Его
красновато-коричневые волосы в тусклом свете превратились в черные, но лицо то же. Уильям.
Охранник, руководивший процессом получения мною воспоминания.
— Что ты тут делаешь?
Он прижал палец к своим губам.
— Я попросил друга об одолжении. Они собираются допросить меня, и нам нужно
рассказать им одно и то же. Где черный чип?
— Я избавилась от него.
Он кивнул.
— Хорошо. Так как нет чипа, они собираются допросить меня о твоем воспоминании. Что
мне им сказать?
Я потерла глаза, прогоняя последние остатки сна.
— Я бы хотела не вмешивать в это мою сестру. — У меня есть очень плохое чувство, что
я точно знаю, почему Джесса оказалась в той больничной кровати. Это никак не связано с
болезнью, а связано с ее паранормальными способностями. — Давай выдадим им тот же
сценарий, но скажем, что тот, кого я убила, был мужчиной. Мой будущий муж. Возможно, потому
что он изменял мне.
Уильям наморщил лоб, словно делал заметки в уме.
— Как этот мужчина выглядит?
— Шатен, карие глаза, — сказала я, выдумывая на ходу. — Нос, похожий на трамплин
для лыж. Родинка на подбородке. Кривые зубы, которые он решил не исправлять.
— Кривые зубы, понял, — он оглянулся через плечо и посмотрел сквозь черные прутья
решетки. Коридор оставался пустым, но он встал, чтобы уйти. — Я не могу дольше оставаться.
Слишком рискованно.
— Подожди! — я схватила его за руку, отчаянно нуждаясь в межчеловеческом
взаимодействии. — Я не понимаю. Почему ты вообще мне помог?
— Момент слабости, — он слабо улыбнулся и мягко высвободил свою руку. — Ты
знаешь, я был там. Мониторы позволили мне прожить твое воспоминание вместе с тобой. Я мог
сказать, насколько ты любишь свою сестру, и то, чем закончилось твое воспоминание… В общем,
я пожалел тебя, — он погладил меня по плечу. — Мне жаль.
«Спасибо тебе, — захотелось сказать мне. — Я тоже себя жалею». Но прежде чем мой рот
успел произнести слова, он уже исчез, словно призрак во сне.
Не уверена, что проспала все оставшееся от ночи время, но я резко проснулась, когда
стены замерцали, что было версией АВоБ для звонка будильника.
Мой желудок заурчал, и я заставила себя проглотить пару ложек бурды, которую дали в
качестве ужина прошлым вечером. По вкусу походило на мокрые древесные опилки и навело
меня на мысль о выворачивании желудка наизнанку. Что вроде как лишает смысла сам процесс
поглощения пищи.
Я опорожнила свой мочевой пузырь в одно из двух ведер, стоящих в углу. Первое для
мочи, второе для экскрементов. Мило. А затем я стала нарезать круги вдоль стен камеры. Я хотела
подумать о своем воспоминании о будущем, но боялась, что мой разум может снова превратиться
в какое-то странное воспроизводящее устройство. Полезное, спору нет. Но жуткое. По-
настоящему жуткое.
Вместо этого, я размышляла о воспоминании, выдуманном мной и Уильямом. Мужчина с
носом, похожим на трамплин для лыж. Родинкой на подбородке. Кривыми зубами. Я собиралась
быть готовой, когда они придут за мной. Я во сне буду способна повторять эту версию моего
воспоминания о будущем.
Была только одна проблема. Они никогда не придут. Я сделала 1028 кругов по камере. Я
заполнила мое вымышленное воспоминание деталями вплоть до тонких черных волосков,
вьющихся на груди моего предполагаемого мужа.
Мой желудок просил еще немного бурды. А они все еще не пришли.
Я обвила руками черные прутья решетки и всмотрелась в коридор. Моя камера выходила
на бетонную стену, и, если я вытягивала шею вправо или влево, то могла увидеть бледную плоть
нескольких рук, находящихся в том же положении, что и мои.
И я определенно могла слышать других заключенных. Свист, вопли, выкрикивание
незнакомых имен.
Я была в заключении дольше двух дней. Меня никто не допросил, никто не
проинформировал, к чему меня приговорили. Как я полагаю, они будут держать меня здесь всегда,
без дальнейших объяснений.
Я больше не могла ждать.
— Я хочу поговорить с Председателем Дрезден. — Мой голос перекрыл остальной шум.
На секунду повисла мертвая тишина. Затем болтовня возобновилась.
— Хорошо, а я хочу, чтобы меня обслужили как следует! — прокричала одна девушка.
— А я хотела бы мои умные линзы, чтобы я могла смотреть фильмы прямо из камеры.
— Я хочу горячую ванну с лепестками розы.
— Но у меня нет черного чипа, — мои слова прокатились по коридору, и ко мне
вернулось эхо. В первый раз с тех пор, как они нацепили мне на запястья электрические
ограничители, я почувствовала уверенность. В себе и в своих эмоциях. В моей собственной
судьбе. — Они заперли меня здесь, но они даже не знают, о чем мое воспоминание.
По ряду камер прошла волна шепота. Я не была уверена, разговаривают ли заключенные
друг с другом, или же они говорят сами с собой. Я даже не знала, обсуждают ли они меня, или
мои слова были им безразличны. Но затем одна девушка закричала:
— У них нет ее воспоминания! У них нет причины ее здесь держать!
Пара заключенных начала скандировать, и громкость нарастала, пока звук не заполнил
весь коридор.
— Нет чипа! Нет чипа! Нет чипа!
Не могу поставить себе это в заслугу. Сомневаюсь, что эту группу сложно побудить к
действиям, так как они уже взбешены АВоБ. И все же, пока я слушала, как абсолютные
незнакомцы повторяют мои слова, на моем лице ширилась улыбка. Я могу быть не так уж и
одинока, в конце концов.
В конце коридора появился охранник и щелкнул электрическим кнутом по стене. Из
конца полетели искры, и даже в своей камере я услышала шипение, с которым оружие рассекло
воздух.
— Тишина! — прокричал он. Его плечи, скрытые под сине-белой униформой, были вдвое
шире моих. Отвратительный шрам змеился по одной стороне его лица. Он мог бы с легкостью
исправить этот физический дефект. Что значит, что он либо умышленно его оставил, либо что он
заплатил кому-то, чтобы сделать себя настолько устрашающе выглядящим.
Скандирование прекратилось. Тяжелые черные ботинки протопали по коридору, и
охранник остановился напротив моей камеры. Створка решетки отъехала в сторону.
— Ты, — охранник нахмурился, а его шрам, казалось, зазмеился по лицу.
— Ты все это начала?
Я кивнула.
— Похоже, ты получишь то, что хочешь. Иди за мной.
Я тяжело сглотнула. Это был глупый план. Что такое несколько дней ожидания, даже
несколько недель, когда у меня впереди вся жизнь в этом месте?
Человек со Шрамом вывел меня из моей камеры, и, несмотря на то, что я попала в
неприятности, я с жадностью впитывала сменившуюся обстановку. Я так долго пялилась в одни и